Неточные совпадения
Но случилось, что неловкость эта стала увеличиваться и переходить не в
боль еще, но в
сознание тяжести постоянной в боку и в дурное расположение духа.
И с
сознанием этим, да еще с
болью физической, да еще с ужасом надо было ложиться в постель и часто не спать от
боли большую часть ночи. А на утро надо было опять вставать, одеваться, ехать в суд, говорить, писать, а если и не ехать, дома быть с теми же двадцатью четырьмя часами в сутках, из которых каждый был мучением. И жить так на краю погибели надо было одному, без одного человека, который бы понял и пожалел его.
Было утро. Потому только было утро, что Герасим ушел и пришел Петр-лакей, потушил свечи, открыл одну гардину и стал потихоньку убирать. Утро ли, вечер ли был, пятница, воскресенье ли было — всё было всё равно, всё было одно и то же: ноющая, ни на мгновение не утихающая, мучительная
боль;
сознание безнадежно всё уходящей, но всё не ушедшей еще жизни; надвигающаяся всё та же страшная ненавистная смерть, которая одна была действительность, и всё та же ложь. Какие же тут дни, недели и часы дня?
Сердце у меня сжималось, в груди все стояло ощущение заливающей теплоты, в душе
болело сознание разлуки, такое сильное, точно я опять расстался с живым и близким мне человеком.
Неточные совпадения
— Зачем тут слово: должны? Тут нет ни позволения, ни запрещения. Пусть страдает, если жаль жертву… Страдание и
боль всегда обязательны для широкого
сознания и глубокого сердца. Истинно великие люди, мне кажется, должны ощущать на свете великую грусть, — прибавил он вдруг задумчиво, даже не в тон разговора.
Спивак, идя по дорожке, присматриваясь к кустам, стала рассказывать о Корвине тем тоном, каким говорят, думая совершенно о другом, или для того, чтоб не думать. Клим узнал, что Корвина, больного, без
сознания, подобрал в поле приказчик отца Спивак; привез его в усадьбу, и мальчик рассказал, что он был поводырем слепых; один из них, называвший себя его дядей, был не совсем слепой, обращался с ним жестоко, мальчик убежал от него, спрятался в лесу и
заболел, отравившись чем-то или от голода.
Дружба, как бы она ни была сильна, едва ли удержит кого-нибудь от путешествия. Только любовникам позволительно плакать и рваться от тоски, прощаясь, потому что там другие двигатели: кровь и нервы; оттого и
боль в разлуке. Дружба вьет гнездо не в нервах, не в крови, а в голове, в
сознании.
Две — три недели его тянуло тогда к Лопуховым, но и в это время было больше удовольствия от
сознания своей твердости в борьбе, чем
боли от лишения, а через месяц
боль вовсе прошла, и осталось одно довольство своею честностью.
Сознание было полное, я все видел,
боли не испытывал никакой.