Неточные совпадения
Иван Ильич был сотоварищ собравшихся господ, и все любили его. Он
болел уже несколько недель; говорили, что болезнь его неизлечима. Место оставалось за ним, но было соображение о том, что в случае его
смерти Алексеев может быть назначен на его место, на место же Алексеева — или Винников, или Штабель. Так что, услыхав о
смерти Ивана Ильича, первая мысль каждого из господ, собравшихся в кабинете, была о том, какое значение может иметь эта
смерть на перемещения или повышения самих членов или их знакомых.
Было утро. Потому только было утро, что Герасим ушел и пришел Петр-лакей, потушил свечи, открыл одну гардину и стал потихоньку убирать. Утро ли, вечер ли был, пятница, воскресенье ли было — всё было всё равно, всё было одно и то же: ноющая, ни на мгновение не утихающая, мучительная
боль; сознание безнадежно всё уходящей, но всё не ушедшей еще жизни; надвигающаяся всё та же страшная ненавистная
смерть, которая одна была действительность, и всё та же ложь. Какие же тут дни, недели и часы дня?
Петр ушел. Иван Ильич, оставшись один, застонал не столько от
боли, как она ни была ужасна, сколько от тоски. «Всё то же и то же, все эти бесконечные дни и ночи. Хоть бы скорее. Что скорее?
Смерть, мрак. Нет, нет. Всё лучше
смерти! »
Неточные совпадения
Тошен свет, // Правды нет, // Жизнь тошна, //
Боль сильна. // Пули немецкие, // Пули турецкие, // Пули французские, // Палочки русские! // Тошен свет, // Хлеба нет, // Крова нет, //
Смерти нет.
И опять в воображении ее возникло вечно гнетущее ее материнское сердце жестокое воспоминание
смерти последнего, грудного мальчика, умершего крупом, его похороны, всеобщее равнодушие пред этим маленьким розовым гробиком и своя разрывающая сердце одинокая
боль пред бледным лобиком с вьющимися височками, пред раскрытым и удивленным ротиком, видневшимся из гроба в ту минуту, как его закрывали розовою крышечкой с галунным крестом.
— Прокурор
заболел. Болезнь — весьма полезна, когда она позволяет уклониться от некоторых неприятностей, — из них исключается
смерть, освобождающая уже от всех неприятностей, минус — адовы мучения.
Как это можно? Да это
смерть! А ведь было бы так! Он бы
заболел. Он и не хотел разлуки, он бы не перенес ее, пришел бы умолять видеться. «Зачем же я писал письмо?» — спросил он себя.
И что за поддельную
боль я считал, // То
боль оказалась живая — // О Боже, я раненный насмерть — играл, // Гладиатора
смерть представляя!