Приходили друзья составить партию, садились. Сдавали, разминались новые карты, складывались
бубны к бубнам, их 7. Партнер сказал: без козырей и поддержал 2 бубны. Чего ж еще? Весело, бодро должно бы быть — шлем. И вдруг Иван Ильич чувствует эту сосущую боль, этот вкус во рту, и ему что-то дикое представляется в том, что он при этом может радоваться шлему.
Косых. От Барабанова. Всю ночь провинтили и только что кончили… Проигрался в пух… Этот Барабанов играет как сапожник! (Плачущим голосом.) Вы послушайте: все время несу я черву… (Обращается к Боркину, который прыгает от него.) Он ходит
бубну, я опять черву, он
бубну… Ну, и без взятки. (Лебедеву.) Играем четыре трефы. У меня туз, дама-шост на руках, туз, десятка-третей пик…
— Почему, Саша, почему, объясни? — негромко вскричал Пётр. — Ведь я тогда буду знать все сдачи, какие возможны в игре, — подумай! Взгляну на свои карты, — приблизил книжку к лицу и начал быстро читать, — туз пик, семёрка
бубен, десятка треф — значит, у партнёров: у одного — король червей, пятёрка и девятка
бубен, у другого — туз, семёрка червей, дама треф, третий имеет даму
бубен, двойку червей и десятку треф!
У вас пищали сурмы и стучали
бубны, а у меня гремит хор музыки неумолкаемо: две скрипки, бас, флейта, цымбалы и
бубен.