Неточные совпадения
Он взял своею большою рукой меня за руку и пожал так крепко, честно, только что не больно. Я думала, что он поцелует мою руку, и нагнулась
было к нему, но он еще раз пожал мне руку и прямо
в глаза посмотрел своим твердым и веселым взглядом.
И все это уже не любопытство, не по одним воспоминаниям близко мне
было, — все это
было теперь велико и свято
в моих
глазах и казалось мне полным глубокого значения.
— Очень трудно мне вам сказать правду, зачем я еду, — сказал он. —
В эту неделю я много думал о вас и о себе и решил, что мне надо ехать. Вы понимаете, зачем? и ежели любите меня, не
будете больше спрашивать. — Он потер лоб рукою и закрыл ею
глаза. — Это мне тяжело… А вам попятно.
— Но он забыл, что Б так молода, что жизнь для нее еще игрушка, — продолжал он вдруг скоро и решительно и не глядя на меня, — и что ее легко полюбить иначе, и что ей это весело
будет. И он ошибся и вдруг почувствовал, что другое чувство, тяжелое, как раскаянье, пробирается
в его душу, и испугался. Испугался, что расстроятся их прежние дружеские отношения, и решился уехать прежде, чем расстроятся эти отношения. — Говоря это, он опять, как будто небрежно, стал потирать
глаза рукою и закрыл их.
Я ничего не отвечала и невольно смотрела ему
в глаза. Вдруг что-то странное случилось со мной; сначала я перестала видеть окружающее, потом лицо его исчезло передо мной, только одни его
глаза блестели, казалось, против самых моих
глаз, потом мне показалось, что
глаза эти во мне, все помутилось, я ничего не видала и должна
была зажмуриться, чтоб оторваться от чувства наслаждения и страха, которые производил во мне этот взгляд…
— Да, вы еще
были дитя, — продолжал он, глядя
в мои
глаза, — я целовал тогда эти
глаза и любил их только за то, что они на него похожи, и не думал, что они
будут за себя так дороги мне. Я звал вас Машею тогда.
Церковь
была почти пуста, я видела одним
глазом только его мать, прямо стоявшую на коврике у клироса, Катю
в чепце с лиловыми лентами и слезами на щеках и двух-трех дворовых, любопытно глядевших на меня.
А он считал меня первою и прекраснейшею женщиной
в мире, одаренною всеми возможными добродетелями; и я старалась
быть этою женщиной
в глазах первого и лучшего человека во всем мире.
Когда я играла его любимые вещи, он садился на дальний диван, где мне почти не видно
было его, и из стыдливости чувства старался скрывать впечатление, которое производила на него музыка; но часто, когда он не ожидал этого, я вставала от фортепьян, подходила к нему и старалась застать на его лице следы волнения, неестественный блеск и влажность
в глазах, которые он напрасно старался скрыть от меня.
«Постой! — часто думала я, отыскивая
глазами в конце залы его незамеченную, иногда скучающую фигуру, — постой! — думала я, — приедем домой, и ты поймешь и увидишь, для кого я старалась
быть хороша и блестяща и чтó я люблю из всего того, что окружает меня нынешний вечер».
— Надеюсь, что это не для меня, — сказала я, глядя ему
в глаза, но
глаза только смотрели, а ничего не говорили мне, как будто чем-то заволочены они
были от меня. Лицо его вдруг мне показалось старо и неприятно.
Как только речь заходила о жизни
в деревне или о бале, у нас как будто мальчики бегали
в глазах, и неловко
было смотреть друг на друга.
— Не говори так… — перебила я. — Опять пусть
будет все, как прежде… Ведь может
быть? да? — спросила я глядя
в его
глаза. Но
глаза его
были ясны, спокойны и не глубоко смотрели
в мои.
— Иван Сергеич! — проговорил муж, пальцем трогая его под подбородочек. Но я опять быстро закрыла Ивана Сергеича. Никто, кроме меня, не должен
был долго смотреть на него. Я взглянула на мужа,
глаза его смеялись, глядя
в мои, и мне
в первый раз после долгого времени легко и радостно
было смотреть
в них.
Пошли не в ногу, торжественный мотив марша звучал нестройно, его заглушали рукоплескания и крики зрителей, они торчали в окнах домов, точно в ложах театра, смотрели из дверей, из ворот. Самгин покорно и спокойно шагал в хвосте демонстрации, потому что она направлялась в сторону его улицы. Эта пестрая толпа молодых людей
была в его глазах так же несерьезна, как манифестация союзников. Но он невольно вздрогнул, когда красный язык знамени исчез за углом улицы и там его встретил свист, вой, рев.
— Да слышишь ли ты, голова! он на других-то людей вовсе не походит. Посмотрел бы ты, как он сел на коня, как подлетел соколом к войску, когда оно, войдя в Москву, остановилось у Арбатских ворот, как показал на Кремль и соборные храмы!.. и что тогда
было в его глазах и на лице!.. Так я тебе скажу: и взглянуть-то страшно! Подле его стремени ехал Козьма Минич Сухорукий… Ну, брат, и этот молодец! Не так грозен, как князь Пожарский, а нашего поля ягода — за себя постоит!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом
был первый
в столице и чтоб у меня
в комнате такое
было амбре, чтоб нельзя
было войти и нужно бы только этак зажмурить
глаза. (Зажмуривает
глаза и нюхает.)Ах, как хорошо!
Хлестаков. Оробели? А
в моих
глазах точно
есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я знаю, что ни одна женщина не может их выдержать, не так ли?
Городничий (
в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать
в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь не спишь, стараешься для отечества, не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает
глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не
поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я
в ноги поклонилася: // —
Будь жалостлив,
будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? //
В груди у них нет душеньки, //
В глазах у них нет совести, // На шее — нет креста!
Постой! уж скоро странничек // Доскажет
быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся // Монахов
в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, // Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных
глаз!