Неточные совпадения
Посмотрите хоть
на этого фурштатского солдатика, который ведет поить какую-то гнедую тройку и так спокойно мурлыкает себе что-то под нос, что, очевидно, он
не заблудится в этой разнородной толпе, которой для него и
не существует, но что он исполняет свое дело, какое бы оно ни было — поить лошадей или таскать орудия — так же спокойно и самоуверенно, и равнодушно, как бы всё это происходило где-нибудь в Туле или в Саранске.
В это время к вам подходит женщина в сереньком полосатом платье, повязанная черным платком; она вмешивается в ваш разговор с матросом и начинает рассказывать про него, про его страдания, про отчаянное положение, в котором он был четыре недели, про то, как, бывши ранен, остановил носилки, с тем чтобы
посмотреть на залп нашей батареи, как великие князья говорили с ним и пожаловали ему 25 рублей, и как он сказал им, что он опять хочет
на бастион, с тем, чтобы учить молодых, ежели уже сам работать
не может.
Говоря всё это одним духом, женщина эта
смотрит то
на вас, то
на матроса, который, отвернувшись и как будто
не слушая ее, щиплет у себя
на подушке корпию, и глаза ее блестят каким-то особенным восторгом.
Одного я боюсь, что под влиянием жужжания пуль, высовываясь из амбразуры, чтобы
посмотреть неприятеля, вы ничего
не увидите, а ежели увидите, то очень удивитесь, что этот белый каменистый вал, который так близко от вас и
на котором вспыхивают белые дымки, этот-то белый вал и есть неприятель — он, как говорят солдаты и матросы.
— Вишь, какой бравый! — сказал матрос, который преспокойно
смотрел на падавшую бомбу и опытным глазом сразу расчел, что осколки ее
не могут задеть в траншее: — и ложиться
не хочет.
Калугина еще возбуждали тщеславие — желание блеснуть, надежда
на награды,
на репутацию и прелесть риска; капитан же уж прошел через всё это — сначала тщеславился, храбрился, рисковал, надеялся
на награды и репутацию и даже приобрел их, но теперь уже все эти побудительные средства потеряли для него силу, и он
смотрел на дело иначе: исполнял в точности свою обязанность, но, хорошо понимая, как мало ему оставалось случайностей жизни, после 6-ти месячного пребывания
на бастьоне, уже
не рисковал этими случайностями без строгой необходимости, так что молодой лейтенант, с неделю тому назад поступивший
на батарею и показывавший теперь ее Калугину, с которым они бесполезно друг перед другом высовывались в амбразуры и вылезали
на банкеты, казался в десять раз храбрее капитана.
Решительно
не отдавая себе отчета, где и зачем он был, юнкер стал
на место и с невольно сдержанным дыханием и холодной дрожью, пробегавшей по спине, бессознательно
смотрел вперед в темную даль, ожидая чего-то страшного.
Потом, когда он вырвал ногу и приподнялся,
на него в темноте спиной наскочил какой-то человек и чуть опять
не сбил с ног, другой человек кричал: «коли его! что
смотришь?» Кто-то взял ружье и воткнул штык во что-то мягкое.
Два офицера, один в адъютантской шинели, другой в пехотной, но тонкой, и с сумкой через плечо, сидели около лежанки, и по одному тому, как они
смотрели на других, и как тот, который был с сумкой, курил сигару, видно было, что они
не фронтовые пехотные офицеры, и что они довольны этим.
— Право
не знаю, капитан: мы заплатили с повозкой 90 рублей. Это очень дорого? — прибавил он, обращаясь ко всем и к Козельцову, который
смотрел на него.
Чувство это в продолжение 3-месячного странствования по станциям,
на которых почти везде надо было ждать и встречать едущих из Севастополя офицеров, с ужасными рассказами, постоянно увеличивалось и наконец довело до того бедного офицера, что из героя, готового
на самые отчаянные предприятия, каким он воображал себя в П., в Дуванкòй он был жалким трусом и, съехавшись месяц тому назад с молодежью, едущей из корпуса, он старался ехать как можно тише, считая эти дни последними в своей жизни,
на каждой станции разбирал кровать, погребец, составлял партию в преферанс,
на жалобную книгу
смотрел как
на препровождение времени и радовался, когда лошадей ему
не давали.
Он чрезвычайно рад был брату, с уважением и гордостью
смотрел на него, воображая его героем; но в некоторых отношениях, именно в рассуждении вообще светского образования, которого, по правде сказать, он и сам
не имел, умения говорить по-французски, быть в обществе важных людей, танцовать и т. д., он немножко стыдился за него,
смотрел свысока и даже надеялся, ежели можно, образовать его.
Володя без малейшего содрогания увидал это страшное место, про которое он так много думал; напротив, он с эстетическим наслаждением и героическим чувством самодовольства, что вот и он через полчаса будет там,
смотрел на это действительно прелестно-оригинальное зрелище, и
смотрел с сосредоточенным вниманием до самого того времени, пока они
не приехали
на Северную, в обоз полка брата, где должны были узнать наверное о месте расположения полка и батареи.
— Пойдем же, что ты
смотришь! — сказал Козельцов Володе, который, подняв брови, с каким-то страдальческим выражением,
не мог оторваться —
смотрел на раненых. — Пойдем же.
Вланг
посмотрел и донес, что
на площади, и о бомбе больше речи
не было.
— А такой у нас, ваше благородие, глупый солдатик есть. Он ничего как есть
не боится и теперь всё
на дворе ходит. Вы его извольте
посмотреть: он и из себя-то
на ведмедя похож.
Радость, что он исполняет хорошо свою обязанность, что он
не только
не трус, но даже храбр, чувство командования и присутствие 20 человек, которые, он знал, с любопытством
смотрели на него, сделали из него совершенного молодца.
Начальник бастиона, обходивший в это время свое хозяйство, по его выражению, как он ни привык в 8 месяцев ко всяким родам храбрости,
не мог
не полюбоваться
на этого хорошенького мальчика в расстегнутой шинели, из-под которой видна красная рубашка, обхватывающая белую нежную шею, с разгоревшимся лицом и глазами, похлопывающего руками и звонким голоском командующего: «первое, второе!» и весело взбегающего
на бруствер, чтобы
посмотреть, куда падает его бомба.
— Да и Малахов нешто
на три их выстрела посылает один, — отвечал тот, который
смотрел в трубу: — это меня бесит, что они молчат. Вот опять прямо в Корниловскую попала, а она ничего
не отвечает.
Козельцов через подбородок
смотрел на то, что делает доктор с его раной, и
на лицо доктора, но боли никакой
не чувствовал.