Мы занимаем остров, на котором живем трудами рук своих. Разбитый в кораблекрушении моряк выброшен на наш берег. Имеет ли он такое же, как и мы, естественное право на том же основании, как и мы, занимать частицу земли для того, чтобы кормиться на ней своим трудом? Казалось бы, право это несомненно. А между тем сколько
людей рождается на нашей планете — земле, которым живущие на ней люди отказывают в этом праве.
В старину люди верили в то, что
люди рождаются разной породы, черной и белой кости, Иафетова и Хамова отродья, и что одни люди должны быть господами, а другие рабами. Люди признавали такое деление людей на господ и рабов, потому что верили что такое деление установлено богом. Грубое и губительное суеверие это, хотя и в другом виде, признается и до сих пор.
Неточные совпадения
Плохо, если
человек думает, что в нем нет грехов и ему незачем работать над собой. Но так же плохо, когда
человек думает, что он
родился весь в грехах и в грехах умрет, и что поэтому ему и незачем над собой работать. Оба заблуждения одинаково губительны.
Среди
людей богатых, где дети представляются или помехою для наслаждения, или несчастной случайностью, или своего рода наслаждением, когда их
рождается вперед определенное количество, дети эти воспитываются не в виду тех задач человеческой жизни, которые предстоят им, как разумным и любящим существам, а только в виду тех удовольствий, которые они могут доставить родителям.
Над всяким
человеком, где бы он ни
родился, существует собрание
людей, совершенно не известных ему, которые устанавливают законы его жизни: что он должен и чего не должен делать; и чем совершеннее государственное устройство, тем теснее сеть этих законов.
Человеку, не думавшему о вере, кажется, что есть только одна истинная вера — та, в какой он
родился. Но только спроси себя, что бы было, если бы ты
родился в другой вере, христианин — в магометанской, буддист — в христианской, христианин — в браминской? Неужели только мы, в своей вере, в истине, а все остальные во лжи? Вера не станет истиной от того, что ты будешь уверять себя и других, что она одна истинная.
Животным бог дал всё, что им нужно. Но
человеку он не дал этого, —
человек сам должен добыть всё, что ему необходимо. Высшая мудрость
человека не
родилась вместе с ним; он должен трудиться, чтобы достичь ее, и чем более его труды, тем более награда.
Как из дурных семян
рождаются дурные плоды, так из дурных мыслей
рождаются дурные дела. Как земледелец отбирает хорошие, настоящие семена от семян сорных трав и из настоящих семян отбирает лучшие и бережет и перебирает их, так и разумный
человек поступает с своими мыслями: он отгоняет пустые, дурные, удерживает лучшие и бережет и перебирает их.
«Истинно, истинно говорю вам: вы восплачете и возрыдаете, а мир возрадуется; вы печальны будете, но печаль ваша в радость будет. Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что
родился человек в мир».
Вспомни, как после крепкого сна просыпаешься поутру, как сначала не узнаешь места, где ты, не понимаешь, кто стоит подле тебя, кто будит тебя, и тебе не хочется вставать, кажется, что сил нет. Но вот понемногу опоминаешься, начинаешь понимать, кто ты и где ты, разгуливаешься, начинают в голове ходить мысли, встаешь и берешься за дела. То же самое или совсем похожее на это бывает с
человеком, когда он
рождается и понемногу вступает в жизнь, входит в силу и разум и начинает работать.
То же самое видит
человек и на других
людях, и то же самое знает
человек и про свое тело, знает, что оно состарится, испортится и умрет, как и всё, что
родится и живет на свете.
Когда
люди умирают, куда они уходят? А туда, наверное, откуда приходят те
люди, которые
рождаются. Приходят
люди от бога, от отца нашей жизни, — от него всякая жизнь и была, и есть, и будет. И уходят
люди к нему же. Так что в смерти
человек только возвращается к тому, от кого исшел.
— «
Человек рождается на страдание, как искра, чтоб устремиться вверх», — с восторгом вскричал маленький Твердохлебов, и его личико сморщилось, стало еще меньше. Обнажая шоколадную конфекту, соскабливая с нее ногтем бумажку, Томилин погасил восторг этого человечка холодными словами:
— Послушайте, Тарас Семеныч, я знаю, что вы мне не доверяете, — откровенно говорил Ечкин. — И даже есть полное основание для этого… Действительно, мы, евреи, пользуемся не совсем лестной репутацией. Что делать? Такая уж судьба! Да… Но все-таки это несправедливо. Ну, согласитесь: когда
человек родится, разве он виноват, что родится именно евреем?
Неточные совпадения
Софья. Возможно ль, дядюшка, чтоб были в свете такие жалкие
люди, в которых дурное чувство
родится точно оттого, что есть в других хорошее. Добродетельный
человек сжалиться должен над такими несчастными.
Он
родился в среде тех
людей, которые были и стали сильными мира сего.
Левин чувствовал, что брат Николай в душе своей, в самой основе своей души, несмотря на всё безобразие своей жизни, не был более неправ, чем те
люди, которые презирали его. Он не был виноват в том, что
родился с своим неудержимым характером и стесненным чем-то умом. Но он всегда хотел быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с собою Левин, подъезжая в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти в голову
человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи — создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот, в чьей голове
родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как
человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: вперед? кто, зная все силы, и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановеньем мог бы устремить на высокую жизнь русского
человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский
человек. Но веки проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко
рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.