Неточные совпадения
И начинается, во-первых, праздная, а во-вторых, вредная, гордая (мы исправляем других людей) и
злая (можно
убивать людей, мешающих общему благу), развращающая деятельность.
Правители учат и говорят, что насилие власти охраняет всех людей от насилий и обид дурных людей, что как только насилия властей прекратятся, так немедленно им на смену начнут
злые люди
убивать и мучить добрых.
Заблуждение о том, что одни люди могут насилием устраивать жизнь других людей, тем особенно вредно, что люди, подпавшие этому заблуждению, перестают различать добро от
зла. Если можно для хорошего устройства забирать людей в солдаты и велеть им
убивать братьев, то нет уже ничего недолжного, всё можно.
Медведя
убивают тем, что над корытом меда вешают на веревке тяжелую колоду. Медведь отталкивает колоду, чтобы есть мед. Колода возвращается и ударяет его. Медведь сердится и сильнее толкает колоду — она сильнее бьет его. И это продолжается до тех пор, пока колода не
убивает медведя. Люди делают то же, когда
злом платят за
зло людям. Неужели люди не могут быть разумнее медведя?
По учению же Христа, ни один человек не может не только
убивать, но насиловать другого, даже и силою сопротивляться ему, не может делать
зла не только ближним, но даже врагам своим.
Мы знаем, что с заряженными ружьями надо обращаться осторожно, а не хотим знать того, что так же осторожно надо обращаться и со словом. Слово может не только
убить, но и сделать
зло хуже смерти.
Мы возмущаемся на телесные преступления: объелся, подрался, прелюбодействовал,
убил, — а легко смотрим на преступления слова: осудил, оскорбил, передал, напечатал, написал вредные, развращающие слова, а между тем последствия преступлений слова гораздо более тяжелы и значительны, чем преступления тела. Разница только в том, что
зло телесных преступлений тотчас же заметно.
Зло же преступления слова мы не замечаем, потому что оно сказывается далеко от нас и по месту и по времени.
Неточные совпадения
— Пожалуй, я его… понимаю! Когда меня выгнали из гимназии, мне очень хотелось
убить Ржигу, — помните? — инспектор. Да. И после нередко хотелось… того или другого. Я — не
злой, но бывают припадки ненависти к людям. Мучительно это…
«Короче, потому что быстро хожу», — сообразил он. Думалось о том, что в городе живет свыше миллиона людей, из них — шестьсот тысяч мужчин, расположено несколько полков солдат, а рабочих, кажется, менее ста тысяч, вооружено из них, говорят, не больше пятисот. И эти пять сотен держат весь город в страхе. Горестно думалось о том, что Клим Самгин, человек, которому ничего не нужно, который никому не сделал
зла, быстро идет по улице и знает, что его могут
убить. В любую минуту. Безнаказанно…
— Какой вы проницательный, черт возьми, — тихонько проворчал Иноков, взял со стола пресс-папье — кусок мрамора с бронзовой, тонконогой женщиной на нем — и улыбнулся своей второй, мягкой улыбкой. — Замечательно проницательный, — повторил он, ощупывая пальцами бронзовую фигурку. —
Убить, наверное, всякий способен, ну, и я тоже. Я — не
злой вообще, а иногда у меня в душе вспыхивает эдакий зеленый огонь, и тут уж я себе — не хозяин.
— Я говорю Якову-то: товарищ, отпустил бы солдата, он — разве
злой? Дурак он, а — что убивать-то, дураков-то? Михайло — другое дело, он тут кругом всех знает — и Винокурова, и Лизаветы Константиновны племянника, и Затесовых, — всех! Он ведь покойника Митрия Петровича сын, — помните, чай, лысоватый, во флигере у Распоповых жил, Борисов — фамилия? Пьяный человек был, а умница, добряк.
— Да, но он
зол. Он надо мной смеялся. Он был дерзок, Алеша, — с содроганием обиды проговорил Иван. — Но он клеветал на меня, он во многом клеветал. Лгал мне же на меня же в глаза. «О, ты идешь совершить подвиг добродетели, объявишь, что
убил отца, что лакей по твоему наущению
убил отца…»