Мы занимаем остров, на котором живем трудами рук своих. Разбитый в кораблекрушении моряк выброшен на наш берег. Имеет ли он такое же, как и мы, естественное право на том же основании, как и мы, занимать частицу земли для того, чтобы кормиться на ней своим трудом? Казалось бы, право это несомненно. А между тем
сколько людей рождается на нашей планете — земле, которым живущие на ней люди отказывают в этом праве.
Неточные совпадения
Если
человек хочет отличиться от других богатством, почетом, чинами, то
сколько бы он ни возвеличивался, ему никогда не будет довольно, и он никогда не будет спокоен и радостен. Если же он поймет, что в нем живет то божественное начало, которое живет во всех
людях, то он тотчас же станет и спокоен и радостен, в каком бы он ни был положении, потому что будет понимать, что в нем есть то, что выше всего на свете.
Если можно внушать и внушается уважение к воображаемым святыням: причастиям, мощам, книгам, то во
сколько раз нужнее внушать детям и мало думающим
людям уважение не к чему-либо воображаемому, но к самому действительному и всем понятному и радостному чувству любви
людей к
людям.
Люди ищут богатства, а если бы они только знали,
сколько добра теряют
люди, наживая богатство и живя в нем, они бы старались избавиться от богатства с таким же усердием, с каким теперь стараются добиться его.
Жалко
человека, когда он раздет, холоден, голоден, но во
сколько раз больше надо жалеть
человека, если он обманщик, пьяница, вор, грабитель, убийца! Тот
человек страдает телом, а этот тем, что дороже всего на свете — душою.
В неравенстве
людей виноваты столько же те, которые величают себя перед другими,
сколько и те, которые признают себя низшими перед теми, кто величает себя.
Но мы,
сколько бы ни раздразнивали нас, мы уже не можем верить в это, и суеверие это для
людей нашего времени так нелепо, что жить, не освободившись от него, стало невозможно.
Ребенок уважает царя столько же,
сколько и простого
человека.
Спрашивать о том,
сколько раз надо прощать брата, всё равно, что спрашивать
человека, который знает, что пить вино дурно, и решил никогда не пить вина, спрашивать его,
сколько раз нужно отказываться от вина, когда подносят. Если я решил не пить, то не буду пить,
сколько бы раз ни подносили. То же и с прощением.
Не столько могут повредить нашей жизни дурные
люди, которые могут развратить нас,
сколько та немыслящая толпа, которая, как поток, увлекает нас с собой.
Государство издает столько законов,
сколько отношений между
людьми, которые должны быть определены.
Есть свет истины, и есть
люди, со всех сторон приближающиеся к нему, со стольких разных сторон,
сколько есть радиусов в круге, — стало быть, до бесконечности разнообразными путями. Будем всеми силами стремиться к свету истины, объединяющему всех, а насколько мы близки к нему и объединены — судить не нам.
Сказать, что я не могу воздержаться от дурного дела, всё равно что сказать, что я не
человек, а животное.
Люди часто говорят это, но
сколько бы они ни говорили это, они в душе своей знают, что, пока они живы, они могут перестать делать дурное и начать делать доброе.
Люди портят свою жизнь не столько тем, что не делают того, что должно делать,
сколько тем, что делают то, чего не должно делать. И потому главное усилие, которое должен делать над собою
человек для доброй жизни, это — то, чтобы не делать того, чего не должно.
Есть одно самое важное дело для всех
людей. Дело это в том, чтобы жить хорошо. Жить же хорошо — значит не столько делать то хорошее, что мы можем делать,
сколько не делать того дурного, которое можем не делать. Главное — не делать дурного.
От
скольких страданий это избавило бы
людей, и как это легко!
Если
человек стремится к богу, то он никогда не может быть доволен собою.
Сколько бы он ни подвинулся, он чувствует себя всегда одинаково удаленным от совершенства, так как совершенство бесконечно.
Бывает радостно, когда поймешь неправду других
людей и обличишь ее, но во
сколько раз радостнее, когда поймаешь сам себя в неправде и обличишь себя. Старайся доставлять себе как можно чаще это удовольствие.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые
люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно,
сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Артемий Филиппович.
Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами,
сколько честностью и порядком.
Пей даром
сколько вздумаешь — // На славу угостим!..» // Таким речам неслыханным // Смеялись
люди трезвые, // А пьяные да умные // Чуть не плевали в бороду // Ретивым крикунам.
Стародум. А! Сколь великой душе надобно быть в государе, чтоб стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться!
Сколько сетей расставлено к уловлению души
человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
Очевидно, стало быть, что Беневоленский был не столько честолюбец,
сколько добросердечный доктринер, [Доктринер — начетчик,
человек, придерживающийся заучен — ных, оторванных от жизни истин, принятых правил.] которому казалось предосудительным даже утереть себе нос, если в законах не формулировано ясно, что «всякий имеющий надобность утереть свой нос — да утрет».