Неточные совпадения
Если я живу мирской
жизнью, я могу обходиться без бога. Но стоит мне подумать о том, откуда я взялся, когда родился и куда денусь, когда умру, и я не могу не признать, что есть то, от чего я пришел, к чему я иду. Не могу не признать, что я пришел в этот мир от чего-то мне не
понятного и что иду я к такому же чему-то непонятному мне.
И, кроме того, чем дальше живет человек, тем всё становится
понятнее ему и то, что вся
жизнь его только на время, и всякий час может кончиться смертью.
Всё в
жизни кажется очень простым; всё связно, одного порядка и объясняется одно другим. Смерть же представляется чем-то совершенно особенным, нарушающим всё простое, ясное и
понятное в
жизни. И поэтому люди большей частью стараются не думать о смерти. Это большая ошибка. Напротив, надо свести
жизнь со смертью так, чтобы
жизнь имела часть торжественности и непонятности смерти, и смерть — часть ясности, простоты и понятности
жизни.
Вся
жизнь человеческая есть ряд не
понятных ему, но подлежащих наблюдению изменений. Но начало этих изменений, совершившихся при рождении, и конец их — совершающихся в смерти — не подлежат даже и наблюдению.
Как хотите, но не может же взрослый человек, оторванный от простой, серьезной и
понятной жизни, поверить вам на слово, что эти фокусы действительно необходимы и имеют разумное основание.
Неточные совпадения
Но, чувствуя себя в состоянии самообороны и несколько торопясь с выводами из всего, что он слышал, Клим в неприятной ему «кутузовщине» уже находил ценное качество: «кутузовщина» очень упрощала
жизнь, разделяя людей на однообразные группы, строго ограниченные линиями вполне
понятных интересов.
И, стремясь возвыситься над испытанным за этот день, — возвыситься посредством самонасыщения словесной мудростью, — Самгин повторил про себя фразы недавно прочитанного в либеральной газете фельетона о текущей литературе; фразы звучали по-новому задорно, в них говорилось «о духовной нищете людей, которым
жизнь кажется простой,
понятной», о «величии мучеников независимой мысли, которые свою духовную свободу ценят выше всех соблазнов мира».
В последний вечер пред отъездом в Москву Самгин сидел в Монастырской роще, над рекою, прислушиваясь, как музыкально колокола церквей благовестят ко всенощной, — сидел, рисуя будущее свое: кончит университет, женится на простой, здоровой девушке, которая не мешала бы жить, а жить надобно в провинции, в тихом городе, не в этом, где слишком много воспоминаний, но в таком же вот, где подлинная и грустная правда человеческой
жизни не прикрыта шумом нарядных речей и выдумок и где честолюбие людское
понятней, проще.
С тех пор они оба развратились: он — военной службой, дурной
жизнью, она — замужеством с человеком, которого она полюбила чувственно, но который не только не любил всего того, что было когда-то для нее с Дмитрием самым святым и дорогим, но даже не понимал, что это такое, и приписывал все те стремления к нравственному совершенствованию и служению людям, которыми она жила когда-то, одному,
понятному ему, увлечению самолюбием, желанием выказаться перед людьми.
Мирная
жизнь моя во Владимире скоро была возмущена вестями из Москвы, которые теперь приходили со всех сторон. Они сильно огорчали меня. Для того чтоб сделать их
понятными, надобно воротиться к 1834 году.