Человек, владея по наследству миллионами или десятками тысяч десятин, вследствие того, что у него большой дом, лошади, автомобили, прислуга, считает себя
особенным человеком. Вся окружающая его роскошь так опьяняет его, что он не можетперенестись в жизнь того рабочего, который устраивает стачку на его заводе, или нищего мужика, который срубает дерево в его лесу, и без укоров совести казнит, если может, и рабочего и крестьянина.
Неточные совпадения
Всякий
человек, думая о том, что он такое, не может не видеть того, что он не всё, а
особенная, отдельная часть чего-то.И, поняв это,
человек обыкновенно думает, что это что-то, от чего он отделен, есть тот мир вещественный, который он видит, та земля, на которой он живет и жили его предки, то небо, те звезды, то солнце, какие он видит.
Если бы все
люди соединились в одно, то не было бы того, что мы понимаем как свою
особенную от других жизнь, потому что жизнь наша есть только всё большее и большее соединение разъединенного. В этом, всё большем и большем, соединении разъединенного — и истинная жизнь и одно истинное благо жизни
людей.
Потребности тела, одного тела, легко удовлетворяются. Нужно
особенное несчастье, чтобы у
человека не было одежды прикрыть тело и куска хлеба, чтобы наесться. Но никакими силами нельзя добыть всего того, чего может пожелать
человек.
Когда сердишься на кого-нибудь, то обыкновенно ищешь оправданий своему сердцу и стараешься видеть только дурное в том, на кого сердишься. И этим усиливаешь свое недоброжелательство. А надо совсем напротив: чем больше сердишься, тем внимательнее искать всего того хорошего, что есть в том, на кого сердишься, и если удастся найти хорошее в
человеке и полюбить его, то не только ослабишь свое сердце, но и почувствуешь
особенную радость.
Особенная любовь к своему народу прежде соединяла
людей, в наше же время, когда
люди уже соединены путями сообщения, торговлей, промышленностью, наукой, искусством, а главное, нравственным сознанием, такая
особенная любовь к своему народу не соединяет, а разъединяет
людей.
То
особенное одно и то же чувство умиления, которое мы испытываем при виде только что рожденного и только что умершего человеческого существа, к какому бы сословию он ни принадлежал, показывает нам наше врожденное сознание равенства всех
людей.
Не верь тому, что равенство невозможно или что оно может быть только в далеком будущем. Учись у детей. Оно сейчас может быть для каждого
человека и для этого не нужно никаких законов. Ты сам в своей жизни можешь установить равенство со всеми
людьми, с которыми сходишься. Только не оказывай
особенного уважения тем, которые себя считают великими и высокими, а, главное, оказывай такое же, как ко всем, уважение тем, которых считают маленькими и низкими.
Замечательно то, что в учении Христа в особенности претит
людям, не понимающим его, упоминание о непротивлении злу насилием. Упоминание это особенно неприятно им, потому что оно прямо требует того, что нарушает весь привычный порядок их жизни. И потому
люди, не желающие изменить привычный порядок жизни, это упоминание об одном из неизбежных условий любви, называют
особенной, независимой от закона любви заповедью и всячески ее исправляют или просто отрицают.
— Кто же такие эти
люди,
особенные какие-нибудь?
Особенное пристрастие
людей к чудесам происходит от нашей гордости, заставляющей нас думать, что мы такие важные существа, что ради нас высшее существо должно нарушить весь порядок мира.
Люди часто думают, что для того, чтобы быть истинным христианином, надо делать
особенные, необыкновенные дела. Это неправда. Для христианства нужны не
особенные, необыкновенные дела, а только всегдашнее усилие сознания, освобождающее себя от грехов, соблазнов и суеверий.
Не будем медлить, чтобы быть справедливыми, сострадательными. Не будем ждать
особенных страданий других
людей или наших. Жизнь коротка, и потому будем торопиться радовать сердца наших спутников в этом коротком переезде. Поспешим быть добрыми.
Для некоторых
людей, которых большая часть человечества признает своими вождями, реформаторами и просветителями, отголосок этот огромен и раздается с
особенной силой: но нет
человека, мысли которого не производили бы на других такого же, хотя и во много раз меньшего, действия.
Человек, умирая, знает, что с ним ничего не случится
особенного, что с ним будет то, что было с миллионами существ, что он только переменит способ путешествия, но он не может не испытывать волнения, подъезжая к тому месту, где произойдет эта перемена.
Всё в жизни кажется очень простым; всё связно, одного порядка и объясняется одно другим. Смерть же представляется чем-то совершенно
особенным, нарушающим всё простое, ясное и понятное в жизни. И поэтому
люди большей частью стараются не думать о смерти. Это большая ошибка. Напротив, надо свести жизнь со смертью так, чтобы жизнь имела часть торжественности и непонятности смерти, и смерть — часть ясности, простоты и понятности жизни.
Тут была тоже одна собственная теорийка, — так себе теория, — по которой люди разделяются, видите ли, на материал и на
особенных людей, то есть на таких людей, для которых, по их высокому положению, закон не писан, а, напротив, которые сами сочиняют законы остальным людям, материалу-то, сору-то.
— Такой противный, мягкий, гладкий кот, надменный, бессердечный, — отомстила она гинекологу, но, должно быть, находя, что этого еще мало ему, прибавила: — Толстовец, моралист, ригорист. Моралью Толстого пользуются какие-то
особенные люди… Верующие в злого и холодного бога. И мелкие жулики, вроде Ногайцева. Ты, пожалуйста, не верь Ногайцеву — он бессовестный, жадный и вообще — негодяй.
Неточные совпадения
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и казалось им, что это
люди какие-то
особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб ходить без конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть на другую плоскую возвышенность, переходят через один мост для того, чтобы перейти вслед за тем через другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…
Слыхал он, что женщины часто любят некрасивых, простых
людей, но не верил этому, потому что судил по себе, так как сам он мог любить только красивых, таинственных и
особенных женщин.
А Степан Аркадьич был не только
человек честный (без ударения), но он был че́стный
человек (с ударением), с тем
особенным значением, которое в Москве имеет это слово, когда говорят: че́стный деятель, че́стный писатель, че́стный журнал, че́стное учреждение, че́стное направление, и которое означает не только то, что
человек или учреждение не бесчестны, но и то, что они способны при случае подпустить шпильку правительству.
— Может быть, и есть… Но его надо знать… Он
особенный, удивительный
человек. Он живет одною духовною жизнью. Он слишком чистый и высокой души
человек.
— Положим, не завидует, потому что у него талант; но ему досадно, что придворный и богатый
человек, еще граф (ведь они всё это ненавидят) без
особенного труда делает то же, если не лучше, чем он, посвятивший на это всю жизнь. Главное, образование, которого у него нет.