Неточные совпадения
Есть существо, без которого
не было бы ни неба, ни земли. Существо это спокойно, бестелесно, свойства его называют любовью,
разумом, но само существо
не имеет имени. Оно самое отдаленное и самое близкое.
Если в старину, когда каждый народ подчинялся одной неограниченной власти своего верховного обоготворяемого владыки и представлялся сам себе как бы островом среди постоянно стремящегося залить его океана, если тогда патриотизм и
имел смысл и представлялся добрым делом, то в наше время, когда пережитое уже народами чувство требует от людей прямо противоположного тому, чего требует их
разум, нравственное чувство, религия — признания равенства и братства всех людей, патриотизм
не может представляться
не чем иным, как только самым грубым суеверием.
Человек же,
имея разум,
не может
не видеть того, что зло только увеличивает зло, и потому должен бы удерживаться от воздаяния злом за зло, но часто животная природа человека берет верх над разумной природой, и человек тот самый
разум, который должен бы был удержать его от воздаяния злом за зло, употребляет на оправдания совершаемого им зла, называя это зло возмездием, наказанием.
Между
разумом и страстями идет в человеке междоусобная война. Человек мог бы
иметь хоть какое-нибудь спокойствие, если бы в нем был только
разум без страстей или только страсти без
разума. Но так как в нем и то и другое, то он
не может избежать борьбы,
не может быть в мире с одним иначе, как воюя с другим. Он всегда борется сам в себе. И борьба эта необходима, в ней жизнь.
Можно, по выражению Паскаля,
не думать об этом, нести перед собой ширмочки, которые бы скрывали от взгляда ту пропасть смерти, к которой мы все бежим; но стоит подумать о том, что такое отделенная телесная жизнь человека, чтобы убедиться в том, что вся жизнь эта, если она есть только телесная жизнь,
не имеет не только никакого смысла, но что она есть злая насмешка над сердцем, над
разумом человека и над всем тем, что есть хорошего в человеке.
Помни, что разумение твое,
имея свойство жизни в самом себе, делает тебя свободным, если ты
не подгибаешь его служению плоти. Душа человека, просвещенная разумением, свободная от страстей, затемняющих этот свет, есть настоящая твердыня, и нет прибежища для человека, которое было бы вернее и неприступнее для зла. Кто
не знает этого, тот слеп, а кто, зная,
не верит
разуму, тот истинно несчастен.
Хотя предметы веры, без всякого сомнения, находятся вне круга нашего разумения, выше его, однако
разум и по отношению к ним
имеет такое важное значение, что мы без него обойтись никак
не можем. Он исполняет как бы назначение цензора, который, допуская из области веры выше
разума стоящую, то есть метафизическую, истину, отрицает всякую мнимую истину, которая противоречит
разуму.
Жизнь
не имеет ничего общего со смертью. Поэтому-то, вероятно, всегда и возрождается в нас нелепая надежда, затемняющая
разум и заставляющая сомневаться в верности нашего знания о неизбежности смерти. Телесная жизнь стремится упорствовать в бытии. Она повторяет, как попугай в басне, даже в минуту, когда его душат: «Это, это ничего!»
Неточные совпадения
«Так же буду сердиться на Ивана кучера, так же буду спорить, буду некстати высказывать свои мысли, так же будет стена между святая святых моей души и другими, даже женой моей, так же буду обвинять ее за свой страх и раскаиваться в этом, так же буду
не понимать
разумом, зачем я молюсь, и буду молиться, — но жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее —
не только
не бессмысленна, как была прежде, но
имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее!»
Я со всеми людьми
имею только одно твердое, несомненное и ясное знание, и знание это
не может быть объяснено
разумом — оно вне его и
не имеет никаких причин и
не может
иметь никаких последствий».
За чаем Клим говорил о Метерлинке сдержанно, как человек, который
имеет свое мнение, но
не хочет навязывать его собеседнику. Но он все-таки сказал, что аллегория «Слепых» слишком прозрачна, а отношение Метерлинка к
разуму сближает его со Львом Толстым. Ему было приятно, что Нехаева согласилась с ним.
Напрасно возражала она самой себе, что беседа их
не выходила из границ благопристойности, что эта шалость
не могла
иметь никакого последствия, совесть ее роптала громче ее
разума.
Хотелось мне, во-вторых, поговорить с ним о здешних интригах и нелепостях, о добрых людях, строивших одной рукой пьедестал ему и другой привязывавших Маццини к позорному столбу. Хотелось ему рассказать об охоте по Стансфильду и о тех нищих
разумом либералах, которые вторили лаю готических свор,
не понимая, что те
имели, по крайней мере, цель — сковырнуть на Стансфильде пегое и бесхарактерное министерство и заменить его своей подагрой, своей ветошью и своим линялым тряпьем с гербами.