Правители учат и говорят, что
насилие власти охраняет всех людей от насилий и обид дурных людей, что как только насилия властей прекратятся, так немедленно им на смену начнут злые люди убивать и мучить добрых.
Предстоящее изменение устройства жизни людей нашего христианского мира состоит в замене насилия любовью, в признании возможности, легкости, блаженства жизни, основанной не на насилии и страхе его, а на любви. И потому произойти это изменение никак не может от
насилия власти.
Анархисты правы во всем: и в отрицании существующего и в утверждении того, что при существующих нравах ничего не может быть хуже
насилия власти: но они грубо ошибаются, думая, что анархию можно установить революцией. Анархия может быть установлена только тем, что будет всё больше и больше людей, которым будет не нужна защита правительственной власти, и всё больше и больше людей, которые будут стыдиться прилагать эту власть.
Неточные совпадения
Те люди, которые имеют
власть, всегда уверены в том, что руководит людьми только
насилие, и потому для поддержания существующего порядка смело употребляют
насилие. Существующий же порядок держится не
насилием, а общественным мнением; общественное же мнение нарушается
насилием. И потому деятельность
насилия ослабляет, нарушает то самое, что оно хочет поддерживать.
Из суеверия о том, что одни люди могут
насилием устраивать жизнь других людей, зародилось и утвердилось еще худшее суеверие о том, что людям нельзя жить без того, чтобы не устраивать у себя такую
власть, которой надо во всем повиноваться.
Если не будет государственной
власти, говорят начальствующие, то более злые будут властвовать над менее злыми. Но дело в том, что то, чем пугают, уже совершилось: теперь уже властвуют более злые над менее злыми, и именно потому, что существует государственная
власть. О том же, что произойдет от того, что не будет государственной
власти, мы судить не можем. По всем вероятиям должно заключить, что если люди, делающие
насилие, перестанут его делать, то жизнь всех людей станет от этого никак не хуже, но лучше.
Основа всякой
власти —
насилие, основа христианства — любовь. Государство — это принуждение, христианство — убеждение.
Иисус знал, что этого надо было ожидать и ему, и он всё предвидел: и ненависть тех,
власть которых он пришел разрушить, и их тайные заговоры, и их
насилия, и неблагодарную измену того народа, которого болезнь он излечивал, питая его небесным хлебом своего слова; он предвидел и крест, и смерть, и оставление своими, еще более горестное, чем самая смерть.
Так что хотя в государстве
насилие власти и менее заметно, чем насилие членов общества друг над другом, так как оно выражается не борьбой, а покорностью, но насилие тем не менее существует и большей частью в сильнейшей степени, чем прежде.
К тому ж я хочу, чтобы и без
насилия власти любили моего Андреа… хочу, чтобы все русское, все состояния, народ окружил его приветом, как родного, как соотечественника.
Если римлянин, средневековый, наш русский человек, каким я помню его за 50 лет тому назад, был несомненно убежден в том, что существующее
насилие власти необходимо нужно для избавления его от зла, что подати, поборы, крепостное право, тюрьмы, плети, кнуты, каторги, казни, солдатство, войны так и должны быть, — то ведь теперь редко уже найдешь человека, который бы не только верил, что все совершающиеся насилия избавляют кого-нибудь от какого-нибудь зла, но который не видел бы ясно, что большинство тех насилий, которым он подлежит и в которых отчасти принимает участие, суть сами по себе большое и бесполезное зло.
Неточные совпадения
Она была всегда в оппозиции с местными
властями: постой ли к ней назначат или велят дороги чинить, взыскивают ли подати: она считала всякое подобное распоряжение начальства
насилием, бранилась, ссорилась, отказывалась платить и об общем благе слышать не хотела.
Встарь бывала, как теперь в Турции, патриархальная, династическая любовь между помещиками и дворовыми. Нынче нет больше на Руси усердных слуг, преданных роду и племени своих господ. И это понятно. Помещик не верит в свою
власть, не думает, что он будет отвечать за своих людей на Страшном судилище Христовом, а пользуется ею из выгоды. Слуга не верит в свою подчиненность и выносит
насилие не как кару божию, не как искус, — а просто оттого, что он беззащитен; сила солому ломит.
Религиозный анархизм Льва Толстого есть самая последовательная и радикальная форма анархизма, т. е. отрицание начала
власти и
насилия.
Сомнение в оправданности частной собственности, особенно земельной, сомнение в праве судить и наказывать, обличение зла и неправды всякого государства и
власти, покаяние в своем привилегированном положении, сознание вины перед трудовым народом, отвращение к войне и
насилию, мечта о братстве людей — все эти состояния были очень свойственны средней массе русской интеллигенции, они проникли и в высший слой русского общества, захватили даже часть русского чиновничества.
Анархизм противоположен не порядку, ладу, гармонии, а
власти,
насилию, царству кесаря.