Есть существо, без которого не было бы ни неба, ни земли. Существо это спокойно, бестелесно, свойства его
называют любовью, разумом, но само существо не имеет имени. Оно самое отдаленное и самое близкое.
Неточные совпадения
Говорить, что то, что мы
называем собою, есть только тело, что и мой разум, и моя душа, и моя
любовь, всё только от тела, говорить так, всё равно, что говорить, что то, что мы
называем нашим телом, есть только та пища, которой питается тело. Правда, что тело мое это только переделанная телом пища и что без пищи не было бы тела, но тело мое не пища. Пища это то, что нужно для жизни тела, но не тело.
До тех пор, пока я не увижу того, чтобы соблюдалось важнейшее правило Христа —
любовь к врагам, до тех пор я не поверю в то, что те, кто
называют себя христианами, действительно христиане.
Нельзя заставить себя любить. Но то, что ты не любишь, не значит то, что в тебе нет
любви, а только то, что в тебе есть что-то такое, что мешает
любви. Как ни переворачивай и сколько ни тряси бутылку, если в ней засела пробка, ничего не выльется, пока не вынешь пробку. То же и с
любовью. Душа твоя полна
любовью, но
любовь эта не может проявиться, потому что грехи твои не дают ей хода. Освободи душу от того, что засоряет ее, и ты полюбишь всех и даже того, кого
называл врагом и ненавидел.
Называют одним и тем же словом
любовь духовную —
любовь к богу и ближнему, и
любовь плотскую мужчины к женщине или женщины к мужчине. Это большая ошибка. Нет ничего общего между этими двумя чувствами. Первое — духовная
любовь к богу и ближнему — есть голос бога, второе — половая
любовь между мужчиной и женщиной — голос животного.
Замечательно то, что в учении Христа в особенности претит людям, не понимающим его, упоминание о непротивлении злу насилием. Упоминание это особенно неприятно им, потому что оно прямо требует того, что нарушает весь привычный порядок их жизни. И потому люди, не желающие изменить привычный порядок жизни, это упоминание об одном из неизбежных условий
любви,
называют особенной, независимой от закона
любви заповедью и всячески ее исправляют или просто отрицают.
— А я против того мнения Татьяны Васильевны, — подхватил Бегушев, — что почему она
называет любовь гадкою? Во все времена все великие писатели считали любовь за одно из самых поэтических, самых активных и приятных чувств человеческих. Против любви только те женщины, которых никогда никто не любил.
Я
называл любовью свою привязанность к сестре; я готов был через несколько лет сделаться ее мужем и, может быть, был бы счастлив с нею, я не поверил бы, если б мне сказали, что я могу полюбить другую женщину.
Неточные совпадения
И она с отвращением вспомнила про то, что
называла той
любовью.
Вожеватов. А вот что любовью-то
называют.
Базаров был великий охотник до женщин и до женской красоты, но
любовь в смысле идеальном, или, как он выражался, романтическом,
называл белибердой, непростительною дурью, считал рыцарские чувства чем-то вроде уродства или болезни и не однажды выражал свое удивление, почему не посадили в желтый дом [Желтый дом — первая психиатрическая больница в Москве.]
— Нет, зачем говорить о
любви, — промолвил Базаров, — а вот вы упомянули об Одинцовой… Так, кажется, вы ее
назвали? Кто эта барыня?
— Когда Макаров пьян, он говорит отчаянную чепуху. Он даже
любовь называет рудиментарным чувством.