Неточные совпадения
Чем сильнее вера
человека, тем тверже его жизнь. Жизнь
человека без веры — жизнь
животного.
В каждом
человеке живут два
человека: один слепой, телесный, а другой зрячий, духовный. Один — слепой
человек — ест, пьет, работает, отдыхает, плодится и делает всё это, как заведенные часы. Другой — зрячий, духовный
человек — сам ничего не делает, а только одобряет или не одобряет то, что делает слепой,
животный человек.
Можно отучить себя от свойственной всем
людям жалости к
животным. Это особенно заметно на охоте. Добрые
люди, приучаясь к охоте, мучают и убивают
животных, не замечая своей жестокости.
Люди не считают дурным есть
животных оттого, что ложные учителя уверили их в том, что бог разрешил
людям есть
животных. Это неправда. В каких бы книгах ни было написано, что не грех убивать
животных и есть их, в сердце каждого
человека написано яснее, чем в каких бы то ни было книгах, что
животных надо жалеть и нельзя убивать также, как и
людей. Мы все знаем это, если не заглушаем в себе совести.
Если бы только все те, кто едят
животных, сами убивали их, большая половина
людей отказалась бы от мяса.
Мы удивляемся на то, что были, да и теперь есть,
люди, которые убивают
людей, чтобы есть их мясо. Но придет время, и наши внуки будут удивляться тому, что их деды убивали каждый день миллионы
животных для того, чтобы съедать их, хотя можно было вкусно и здорово, без убийства, питаться плодами земными.
То, что во всех нас,
людях, есть одно и то же, мы все живо чувствуем; то, что это одно и то же есть и в
животных, мы уже не так живо чувствуем. Еще менее чувствуем это в насекомых. Но стоит вдуматься в жизнь и этих мелких тварей, и почувствуешь, что то же самое живет и в них.
Но бывают и такие
люди, разумные и добрые, которые понимают, что жизнь других
людей и даже
животных так же сама по себе важна, как и ихняя.
Такие
люди живут не в одном своем «я», а и в других
людях, даже и в
животных.
Человеку, пока он живет
животной жизнью, кажется, что если он отделен от других
людей, то это так и надо и не может быть иначе. Но как только
человек начнет жить духовно, так ему становится странно, непонятно, даже больно, зачем он отделен от других
людей, и он старается соединиться с ними. А соединяет
людей только любовь.
Пока у
человека нет разума, он живет как
животное, и хорошо ли, дурно ли ему, он не виноват в этом. Но приходит время, когда
человек может рассудить, что ему должно и чего не должно делать. И вот тут-то
человек часто, вместо того чтобы понять, что разум ему дан для того, чтобы познавать то, что должно, и то, чего не должно делать, употребляет свой разум на то, чтобы оправдать то дурное, что ему приятно и что он привык делать.
Представить себе, что
люди живут одной
животной жизнью, не борются со своими страстями, — какая бы была ужасная жизнь, какая бы была ненависть всех против всех
людей, какое бы было распутство, какая жестокость! Только то, что
люди знают свои слабости и страсти и борются с своими грехами, соблазнами и суевериями, делает то, что
люди могут жить вместе.
Человек же сознает в себе в одно и то же время и
животное и бога, и потому не может быть безгрешным. Мы называем безгрешными детей, это — неверно. Ребенок не безгрешен. В нем меньше грехов, чем во взрослом, но уже есть грехи тела. Также не безгрешен
человек самой святой жизни. В святом меньше грехов, но грехи есть — без грехов нет жизни.
Людям надо бы учиться у
животных тому, как надо обходиться с своим телом. Как только у
животного есть то, что ему нужно для его тела, оно успокаивается;
человеку же мало того, что он утолил свой голод, укрылся от непогоды, согрелся, — он придумывает всё разные сладкие питья и кушанья, строит дворцы и готовит лишние одежды и всякие ненужные роскоши, от которых ему не лучше, а только хуже живется.
Еще с самых древних времен мудрецы учили тому, что не надо есть мяса
животных, а питаться растениями, но мудрецам не верили, и все ели мясо. Но в наше время с каждым годом находится всё больше и больше
людей, которые считают грехом есть мясо и не едят его.
Мы удивляемся на то, что были
люди, которые ели мясо убитых
людей, и что есть еще и теперь такие в Африке. Но подходит время, когда будут так же удивляться на то, как могли
люди убивать
животных и есть их.
Сострадание к
животным так тесно связано с добротою характера, что можно с уверенностью утверждать, что кто жесток с
животными, не может быть добрым
человеком.
Не поднимай руки против брата твоего и не проливай крови никаких других существ, населяющих землю, — ни
людей, ни домашних
животных, ни зверей, ни птицы; в глубине твоей души вещий голос тебе запрещает ее проливать, ибо кровь — это жизнь, а жизнь ты не можешь вернуть.
Те радости, которые дает
человеку чувство жалости и сострадания к
животным, окупят ему в сто крат те удовольствия, которых он лишится отказом от охоты и употребления мяса.
Человеку, как
животному, нужно бороться с другими существами и плодиться, чтобы увеличить свою породу; но как разумному, любящему существу, ему нужно не бороться с другими существами, а любить всех, и не плодиться, чтобы увеличить свою породу, а быть целомудренным. Из соединения этих двух противных стремлений: стремления к борьбе и к половой похоти и стремления к любви и целомудрию, и слагается жизнь
человека такою, какою она должна быть.
Главное средство борьбы с похотью — это сознание
человеком своей духовности. Стоит
человеку вспомнить, кто он, для того, чтобы половая страсть представилась ему тем, что она и есть: унизительным
животным свойством.
Как в пище приходится
людям в воздержании учиться у
животных — есть только, когда голоден, и не переедать, когда сыт, так приходится
людям и в половом общении учиться у
животных: так же, как
животные, воздерживаться до полной зрелости, приступать к общению только тогда, когда неудержимо влечешься к нему, и воздерживаться от полового общения, как только появился зародыш.
Во всей
животной жизни, и особенно в рождении детей,
человеку надо быть выше скота, а никак уже не ниже его.
Люди же именно в этом самом большею частью ниже
животного.
Животные сходятся самец с самкой только тогда, когда от них может быть плод.
Люди же, мужчина с женщиной, сходятся ради удовольствия, не думая о том, будут или не будут от этого дети.
При этом возделывании и при той любви, которая нужна при этом к
животным и растениям, лучше всего понимает
человек свою жизнь и проживает ее.
Человеку, как всякому
животному, нужно трудиться, работать руками и ногами.
Человек может заставить других
людей делать то, что ему нужно, но ему все-таки нужно будет на что-нибудь тратить свои телесные силы. Если он не будет работать нужное, разумное, он будет работать ненужное и глупое. Так это и происходит среди богатых классов.
Человек, как и всякое
животное, так сотворен, что ему надо работать для того, чтобы не умереть от голода и холода. И работа эта, как для всякого
животного, так и для
человека, не мучение, а радость, если никто не мешает этой работе.
Жизнь
людей богатых, свободных от необходимого для жизни труда, не может не быть безумна.
Люди, не работая, то есть не исполняя один из законов жизни всех
людей, не могут не шалеть. С ними делается то же, что с перекормленными домашними
животными: лошадьми, собаками, свиньями. Они прыгают, дерутся, носятся с места на место, сами не зная зачем.
А между тем такие богатые, либеральные, гуманные
люди, очень чувствительные к страданиям не только
людей, но и
животных, не переставая пользуются таким трудом, стараются всё больше и больше богатеть, то есть пользоваться всё больше и больше таким трудом, и, пользуясь им, остаются совершенно спокойными.
Этим только можно объяснить то удивительное затмение, в котором находятся добрые
люди нашего общества, искренно желающие блага
животным, но с спокойной совестью поедающие жизни своих братьев.
Пройдя еще далее, Франциск опять позвал Льва и сказал: «И еще запиши, брат Лев, овечка божия, что если бы мы научились говорить на языках ангельских, если бы узнали течение звезд и если бы нам открылись все клады земли и мы познали бы все тайны жизни птиц, рыб, всех
животных,
людей, деревьев, камней и вод, — запиши, что и это не было бы радостью совершенной».
Человек хорош, когда он высоко держит свое духовное божественное «я»; но когда он хочет поднять над
людьми свое
животное, тщеславное, честолюбивое, исключительное «я», тогда он ужасен.
Любовь очень часто в представлении таких
людей, признающих жизнь в
животной личности, то самое чувство, вследствие которого для блага своего ребенка мать отнимает, посредством найма кормилицы, у другого ребенка молоко его матери; то чувство, по которому отец отнимает последний кусок у голодающих
людей, чтобы обеспечить своих детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; это то чувство, по которому
люди одного, любимого ими товарищества наносят вред чуждым или враждебным его товариществу
людям; это то чувство, по которому
человек мучит сам себя над «любимым» занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его
людям; это то чувство, по которому
люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.
Но вижу в этом только то, что
люди, большинство их, к сожалению, несмотря на то, что закон их высшей человеческой природы открыт им, всё еще продолжая жить по закону
животной природы, этим лишают себя самого действительного средства самозащиты: воздаяния добром за зло, которым они могли бы пользоваться, если бы следовали не
животному закону насилия, а человеческому закону любви.
В молодых годах
люди верят, что назначение человечества в постоянном совершенствовании и что возможно и даже легко исправить всё человечество, уничтожить все пороки и несчастья. Мечты эти не смешны, а, напротив, в них гораздо больше истины, чем в суждениях старых, завязших в соблазнах
людей, когда
люди эти, проведшие всю жизнь не так, как это свойственно
человеку, советуют
людям ничего не желать, не искать, а жить, как
животное.
Человек же, имея разум, не может не видеть того, что зло только увеличивает зло, и потому должен бы удерживаться от воздаяния злом за зло, но часто
животная природа
человека берет верх над разумной природой, и
человек тот самый разум, который должен бы был удержать его от воздаяния злом за зло, употребляет на оправдания совершаемого им зла, называя это зло возмездием, наказанием.
То, что делает
животное, то, что делает ребенок, дурачок и иногда
человек взрослый под влиянием боли и раздражения, то есть огрызается и хочет сделать больно тому, кто ему сделал больно, это признается законным правом
людей, называющих себя правителями. Разумный
человек не может не понимать того, что всякое зло уничтожается противным ему добром, как огонь водой, и вдруг делает прямо противоположное тому, что говорит ему разум. И закон, будто бы произведение мудрости
людей [?], говорит ему, что так и надо.
Надо знать и помнить, что желание наказывать есть желание мести, не свойственное разумному существу —
человеку. Желание это свойственно только
животной природе
человека. И потому
человеку надо стараться освобождаться от этого чувства, а никак не оправдывать его.
Уже много лет тому назад
люди начали понимать несогласие наказания с высшими свойствами души
человека и стали придумывать разные учения, посредством которых можно бы было оправдать это низшее,
животное влечение.
Каждый
человек, отдававшийся смолоду грубым
животным побуждениям, не перестает предаваться им, несмотря на то, что совесть его требует другого. Делает он так потому, что другие делают то же, что и он. Другие же делают то же, что он, по той же самой причине, по которой и он делает то, что делает. Выход из этого только один: освобождение себя каждым
человеком от заботы о людском мнении.
Если бы ему стоило чего-нибудь возвращение своей свободы и он не искал бы ее, этого самого дорогого для
человека естественного права, отличающего
человека от
животного, то я понимаю, что он мог бы предпочесть безопасность и удобство жизни борьбе за свободу.
Для того, чтобы жизнь была не горем, а сплошною радостью, надо всегда быть добрым со всеми, — и
людьми и
животными. А чтобы быть всегда добрым, надо приучать себя к этому. А чтобы приучить себя к этому, надо не пропускать ни одного своего недоброго поступка, не упрекнув себя за него.
Будешь делать так — и скоро привыкнешь быть добрым со всеми
людьми и
животными. А привыкнешь к доброте, и на сердце будет всегда весело.
Сказать, что я не могу воздержаться от дурного дела, всё равно что сказать, что я не
человек, а
животное.
Люди часто говорят это, но сколько бы они ни говорили это, они в душе своей знают, что, пока они живы, они могут перестать делать дурное и начать делать доброе.
Животным бог дал всё, что им нужно. Но
человеку он не дал этого, —
человек сам должен добыть всё, что ему необходимо. Высшая мудрость
человека не родилась вместе с ним; он должен трудиться, чтобы достичь ее, и чем более его труды, тем более награда.
Прежде думай, потом говори. Но остановись прежде, чем тебе скажут: «довольно».
Человек выше
животного способностью речи, но ниже его, если болтает, что попало.
Человек отличается от
животных только тем, что у него есть способность мысли. Одни
люди увеличивают в себе эту способность, другие не заботятся об этом. Такие
люди точно как будто хотят отказаться от того, что отличает их от скота.
Была давно-давно на земле большая засуха: пересохли все реки, ручьи, колодцы, и засохли деревья, кусты и травы, и умирали от жажды
люди и
животные.
Для того, чтобы понять, как необходимо отрекаться от плотской жизни для жизни духовной, стоит только представить себе, как ужасна, отвратительна была бы жизнь
человека, вся отданная одним телесным,
животным желаниям. Настоящая человеческая жизнь начинается только тогда, когда начинается отречение
человека от животности.
Притчей о виноградарях (Мф. XXI, 33—42) Христос разъясняет заблуждение
людей, принимающих призрак жизни — свою личную
животную жизнь — за жизнь истинную.
Отречение от
животного блага ради духовного есть последствие изменения сознания, то есть
человек, признававший себя прежде только
животным, начинает признавать себя духовным существом. Если это изменение сознания совершилось, то то, что представлялось прежде лишением, страданием, представляется уже не лишением и страданием, а только естественным предпочтением лучшего худшему.