Неточные совпадения
— А ведь мне недурно было у своего хозяина! Не я о
себе заботился, а меня одевали, обували,
кормили; и когда я болен бывал, заботились обо мне. Да и служба была нетрудная. А теперь сколько дел! Был у меня один хозяин, а теперь сколько их стало у меня! Скольким людям должен я угождать!
Кому из двух людей лучше: тому ли, кто сам своим трудом
себя кормит так, чтобы только не быть голодным, одевать
себя так, чтобы не быть голым, обстраивать
себя так, чтобы не быть мокрым и холодным, или тому, кто или попрошайничеством, или прислуживанием, или, что самое обыкновенное, мошенничеством, или насилием добывает
себе и сладкую пищу, и богатую одежду, и богатое помещение?
Не расчет приучать
себя к роскоши, потому что чем больше тебе для твоего тела нужно, тем больше надо трудиться телом же для того, чтобы лучше
накормить, одеть, поместить свое тело. Ошибка эта незаметна только для таких людей, которые тем или другим обманом сумели так устроиться, чтобы другие должны были не на
себя, а на них работать, так что для таких людей, для богатых, это уже, кроме того, что не расчет, еще и дурное дело.
И старец сказал: «Это одна чаша с маслом так заняла тебя, что ты ни разу не вспомнил о боге. А крестьянин и
себя, и семью, и тебя
кормит своими трудами и заботами, и то два раза в день вспоминает о боге».
Для того, чтобы точно, не на словах, быть в состоянии любить других, надо не любить
себя, — тоже не на словах, а на деле. Обыкновенно же бывает так: других, мы говорим, что любим, но любим только на словах, —
себя же любим не на словах, а на деле. Других мы забудем одеть,
накормить, приютить, —
себя же никогда. И потому для того, чтобы точно любить других на деле, надо выучиться забывать о том, как одеть,
накормить, приютить
себя, — так же, как мы забываем сделать это для других людей.
В этом он был совершенная противоположность своему старшему брату, Ивану Федоровичу, пробедствовавшему два первые года в университете,
кормя себя своим трудом, и с самого детства горько почувствовавшему, что живет он на чужих хлебах у благодетеля.
Он принял боксерскую диэту: стал
кормить себя — именно кормить себя — исключительно вещами, имеющими репутацию укреплять физическую силу, больше всего бифштексом, почти сырым, и с тех пор всегда жил так.
Вспомни, что она, сумасшедшая, говорила Нелли уже на смертном одре: не ходи к ним, работай, погибни, но не ходи к ним, кто бы ни звал тебя(то есть она и тут мечтала еще, что ее позовут,а следственно, будет случай отмстить еще раз, подавить презрением зовущего, — одним словом,
кормила себя вместо хлеба злобной мечтой).
Но как же теперь я буду
кормить себя и детей? От этой мысли страшнее, чем от немцев; те еще придут ли, нет ли, а это факт: по прошествии недолгого времени мне нечем будет кормить ни себя, ни детей.
Неточные совпадения
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди,
накорми их с
собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что мать родная. (Отходит с Митрофаном.)
Воротились добры молодцы домой, но сначала решили опять попробовать устроиться сами
собою. Петуха на канате
кормили, чтоб не убежал, божку съели… Однако толку все не было. Думали-думали и пошли искать глупого князя.
Когда они вошли, девочка в одной рубашечке сидела в креслице у стола и обедала бульоном, которым она облила всю свою грудку. Девочку
кормила и, очевидно, с ней вместе сама ела девушка русская, прислуживавшая в детской. Ни кормилицы, ни няни не было; они были в соседней комнате, и оттуда слышался их говор на странном французском языке, на котором они только и могли между
собой изъясняться.
— Я только что пришел. Ils ont été charmants. [Они были восхитительны.] Представьте
себе, напоили меня,
накормили. Какой хлеб, это чудо! Délicieux! [Прелестно!] И водка — я никогда вкуснее не пил! И ни за что не хотели взять деньги. И все говорили: «не обсудись», как-то.
— Пили уже и ели! — сказал Плюшкин. — Да, конечно, хорошего общества человека хоть где узнаешь: он не ест, а сыт; а как эдакой какой-нибудь воришка, да его сколько ни
корми… Ведь вот капитан — приедет: «Дядюшка, говорит, дайте чего-нибудь поесть!» А я ему такой же дядюшка, как он мне дедушка. У
себя дома есть, верно, нечего, так вот он и шатается! Да, ведь вам нужен реестрик всех этих тунеядцев? Как же, я, как знал, всех их списал на особую бумажку, чтобы при первой подаче ревизии всех их вычеркнуть.