Неточные совпадения
Как обитатели сада забыли или не хотели знать того, что им передан сад окопанным, огороженным, с вырытым колодцем и что кто-нибудь
поработал на них и потому ждет и от них работы, так точно и люди, живущие личной
жизнью, забыли или хотят забыть всё то, что сделано для них прежде их рождения и делается во всё время их
жизни и что поэтому ожидается от них.
Живешь телесной
жизнью,
работаешь в ней, — но
как только являются препятствия в этой телесной
жизни, перенесись из
жизни телесной в
жизнь духовную. А духовная
жизнь всегда свободна. Это
как крылья у птицы. Птица ходит
на ногах. Но вот препятствие или опасность — и птица верит в свои крылья, развертывает их и летит.
Вспомни,
как после крепкого сна просыпаешься поутру,
как сначала не узнаешь места, где ты, не понимаешь, кто стоит подле тебя, кто будит тебя, и тебе не хочется вставать, кажется, что сил нет. Но вот понемногу опоминаешься, начинаешь понимать, кто ты и где ты, разгуливаешься, начинают в голове ходить мысли, встаешь и берешься за дела. То же самое или совсем похожее
на это бывает с человеком, когда он рождается и понемногу вступает в
жизнь, входит в силу и разум и начинает
работать.
Похожа и дальше
жизнь одного дня
на всю
жизнь человеческую. Проснувшись, человек
работает, хлопочет, и что дальше день, то он становится всё бодрее и бодрее, но дойдет дело до полдня — и чувствует человек уже не такую бодрость,
как с утра. А к вечеру и еще больше устает и хочется уже отдохнуть. Совсем то же и во всей
жизни.
Неточные совпадения
— Вот бы вас, господ, года
на три в мужики сдавать,
как нашего брата в солдаты сдают. Выучились где вам полагается, и — поди в деревню,
поработай там в батраках у крестьян, испытай ихнюю
жизнь до точки.
Но она не обратила внимания
на эти слова. Опьяняемая непрерывностью движения, обилием и разнообразием людей, криками, треском колес по булыжнику мостовой, грохотом железа, скрипом дерева, она сама говорила фразы, не совсем обыкновенные в ее устах. Нашла, что город только красивая обложка книги, содержание которой — ярмарка, и что
жизнь становится величественной, когда видишь,
как работают тысячи людей.
— Да, может быть, — серьезно сказала она, — это что-нибудь в этом роде, хотя я ничего не чувствую. Ты видишь,
как я ем, гуляю, сплю,
работаю. Вдруг
как будто найдет
на меня что-нибудь, какая-то хандра… мне
жизнь покажется…
как будто не все в ней есть… Да нет, ты не слушай: это все пустое…
«Меланхолихой» звали какую-то бабу в городской слободе, которая простыми средствами лечила «людей» и снимала недуги
как рукой. Бывало, после ее леченья, иного скоробит
на весь век в три погибели, или другой перестанет говорить своим голосом, а только кряхтит потом всю
жизнь; кто-нибудь воротится от нее без глаз или без челюсти — а все же боль проходила, и мужик или баба
работали опять.
«Да, если это так, — думала Вера, — тогда не стоит
работать над собой, чтобы к концу
жизни стать лучше, чище, правдивее, добрее. Зачем? Для обихода
на несколько десятков лет? Для этого надо запастись,
как муравью зернами
на зиму, обиходным уменьем жить, такою честностью, которой — синоним ловкость, такими зернами, чтоб хватило
на жизнь, иногда очень короткую, чтоб было тепло, удобно…
Какие же идеалы для муравьев? Нужны муравьиные добродетели… Но так ли это? Где доказательства?»