Несмотря на то, что проявления его любви были весьма странны и несообразны (например, встречая Машу, он всегда старался причинить ей боль, или щипал ее, или бил ладонью, или сжимал ее с такой силой, что она едва могла переводить дыхание), но самая любовь его была искренна, что доказывается уже тем, что с той поры, как Николай решительно отказал ему в руке своей племянницы, Василий запил с горя, стал шляться по кабакам, буянить — одним словом, вести себя так дурно, что
не раз подвергался постыдному наказанию на съезжей.
Неточные совпадения
Но каждый
раз в бричке мы находим гору вместо сидения, так что никак
не можем понять, как все это было уложено накануне и как теперь мы будем сидеть; особенно один ореховый чайный ящик с треугольной крышкой, который отдают к нам в бричку и ставят под меня, приводит меня в сильнейшее негодование.
Катенька сидела подле меня в бричке и, склонив свою хорошенькую головку, задумчиво следила за убегающей под колесами пыльной дорогой. Я молча смотрел на нее и удивлялся тому
не детски грустному выражению, которое в первый
раз встречал на ее розовеньком личике.
Я помню, что
раз, поссорившись с Любочкой, которая назвала ее глупой девочкой, она отвечала:
не всем же умным быть, надо и глупым быть; но меня
не удовлетворил ответ, что надо же и перемениться когда-нибудь, и я продолжал допрашивать...
Мне в первый
раз пришла в голову ясная мысль о том, что
не мы одни, то есть наше семейство, живем на свете, что
не все интересы вертятся около нас, а что существует другая жизнь людей, ничего
не имеющих общего с нами,
не заботящихся о нас и даже
не имеющих понятия о нашем существовании. Без сомнения, я и прежде знал все это; но знал
не так, как я это узнал теперь,
не сознавал,
не чувствовал.
Когда я глядел на деревни и города, которые мы проезжали, в которых в каждом доме жило, по крайней мере, такое же семейство, как наше, на женщин, детей, которые с минутным любопытством смотрели на экипаж и навсегда исчезали из глаз, на лавочников, мужиков, которые
не только
не кланялись нам, как я привык видеть это в Петровском, но
не удостоивали нас даже взглядом, мне в первый
раз пришел в голову вопрос: что же их может занимать, ежели они нисколько
не заботятся о нас? и из этого вопроса возникли другие: как и чем они живут, как воспитывают своих детей, учат ли их, пускают ли играть, как наказывают? и т. д.
Ежели бы, когда Володе в первый
раз сделали голландские рубашки со складками, я сказал прямо, что мне весьма досадно
не иметь таких, я уверен, что мне стало бы легче и
не казалось бы всякий
раз, когда он оправлял воротнички, что он делает это для того только, чтобы оскорбить меня.
Так как Карл Иваныч
не один
раз, в одинаковом порядке, одних и тех же выражениях и с постоянно неизменяемыми интонациями, рассказывал мне впоследствии свою историю, я надеюсь передать ее почти слово в слово: разумеется, исключая неправильности языка, о которой читатель может судить по первой фразе.
Я бы умерла спокойно, ежели бы еще
раз посмотреть на него, на моего любимого сына; но бог
не хочет этого», — и он заплакал…
Младшая княжна каждый
раз выбирала меньшого Ивина, Катенька выбирала или Володю, или Иленьку, а Сонечка каждый
раз Сережу, и нисколько
не стыдилась, к моему крайнему удивлению, когда Сережа прямо шел и садился против нее.
— C’est bien, [Хорошо (фр.).] — сказал он, догоняя меня, — я уже несколько
раз обещал вам наказание, от которого вас хотела избавить ваша бабушка; но теперь я вижу, что, кроме розог, вас ничем
не заставишь повиноваться, и нынче вы их вполне заслужили.
Он скажет: „Что ж делать, мой друг, рано или поздно ты узнал бы это, — ты
не мой сын, но я усыновил тебя, и ежели ты будешь достоин моей любви, то я никогда
не оставлю тебя“; и я скажу ему: „Папа, хотя я
не имею права называть тебя этим именем, но я теперь произношу его в последний
раз, я всегда любил тебя и буду любить, никогда
не забуду, что ты мой благодетель, но
не могу больше оставаться в твоем доме.
Раз мне пришла мысль, что счастье
не зависит от внешних причин, а от нашего отношения к ним, что человек, привыкший переносить страдания,
не может быть несчастлив, и, чтобы приучить себя к труду, я, несмотря на страшную боль, держал по пяти минут в вытянутых руках лексиконы Татищева или уходил в чулан и веревкой стегал себя по голой спине так больно, что слезы невольно выступали на глазах.
Другой
раз, вспомнив вдруг, что смерть ожидает меня каждый час, каждую минуту, я решил,
не понимая, как
не поняли того до сих пор люди, что человек
не может быть иначе счастлив, как пользуясь настоящим и
не помышляя о будущем, — и я дня три, под влиянием этой мысли, бросил уроки и занимался только тем, что, лежа на постели, наслаждался чтением какого-нибудь романа и едою пряников с кроновским медом, которые я покупал на последние деньги.
Но вот несколько дней нас уже
не пускают к ней, и
раз утром St.
Князь Нехлюдов поразил меня с первого
раза как своим разговором, так и наружностью. Но несмотря на то, что в его направлении я находил много общего с своим — или, может быть, именно поэтому, — чувство, которое он внушил мне, когда я в первый
раз увидал его, было далеко
не приязненное.
Как-то
раз, во время масленицы, Нехлюдов был так занят разными удовольствиями, что хотя несколько
раз на день заезжал к нам, но ни
разу не поговорил со мной, и меня это так оскорбило, что снова он мне показался гордым и неприятным человеком. Я ждал только случая, чтобы показать ему, что нисколько
не дорожу его обществом и
не имею к нему никакой особенной привязанности.
Неточные совпадения
Одно плохо: иной
раз славно наешься, а в другой чуть
не лопнешь с голоду, как теперь, например.
Лука Лукич (про себя, в нерешимости).Вот тебе
раз! Уж этого никак
не предполагал. Брать или
не брать?
Я
не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один
раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Лука Лукич. Что ж мне, право, с ним делать? Я уж несколько
раз ему говорил. Вот еще на днях, когда зашел было в класс наш предводитель, он скроил такую рожу, какой я никогда еще
не видывал. Он-то ее сделал от доброго сердца, а мне выговор: зачем вольнодумные мысли внушаются юношеству.
Лука Лукич. Да, он горяч! Я ему это несколько
раз уже замечал… Говорит: «Как хотите, для науки я жизни
не пощажу».