Неточные совпадения
Две секунды, и лица,
на расстоянии двух аршин, приветливо, любопытно смотревшие
на нас, уже промелькнули, и как-то странно кажется, что эти лица не имеют со мной ничего общего и что их никогда, может быть, не увидишь
больше.
Вот стороной дороги бегут две потные косматые лошади в хомутах с захлестнутыми за шлеи постромками, и сзади, свесив длинные ноги в
больших сапогах по обеим сторонам лошади, у которой
на холке висит дуга и изредка чуть слышно побрякивает колокольчиком, едет молодой парень, ямщик, и, сбив
на одно ухо поярковую шляпу, тянет какую-то протяжную песню.
— Василий, — говорю я, когда замечаю, что он начинает удить рыбу
на козлах, — пусти меня
на козлы, голубчик. — Василий соглашается. Мы переменяемся местами: он тотчас же начинает храпеть и разваливается так, что в бричке уже не остается
больше ни для кого места; а передо мной открывается с высоты, которую я занимаю, самая приятная картина: наши четыре лошади, Неручинская, Дьячок, Левая коренная и Аптекарь, все изученные мною до малейших подробностей и оттенков свойств каждой.
Все мое внимание было обращено
на верстовые столбы, которые я замечал издалека, и
на облака, прежде рассыпанные по небосклону, которые, приняв зловещие черные тени, теперь собирались в одну
большую, мрачную тучу.
Вот задрожала осиновая роща; листья становятся какого-то бело-мутного цвета, ярко выдающегося
на лиловом фоне тучи, шумят и вертятся; макушки
больших берез начинают раскачиваться, и пучки сухой травы летят через дорогу.
Папа, который в Москве почти совсем не занимался нами и с вечно озабоченным лицом только к обеду приходил к нам, в черном сюртуке или фраке, — вместе с своими
большими выпущенными воротничками рубашки, халатом, старостами, приказчиками, прогулками
на гумно и охотой, много потерял в моих глазах.
Я по целым часам проводил иногда
на площадке, без всякой мысли, с напряженным вниманием прислушиваясь к малейшим движениям, происходившим наверху; но никогда не мог принудить себя подражать Володе, несмотря
на то, что мне этого хотелось
больше всего
на свете.
Я прилег
на свою постель, но Карл Иваныч, прежде строго запрещавший делать это, ничего не сказал мне, и мысль, что он
больше не будет ни бранить, ни останавливать нас, что ему нет теперь до нас никакого дела, живо припомнила мне предстоящую разлуку.
От нечего делать я раскрыл книгу
на том месте, где был задан урок, и стал прочитывать его. Урок был
большой и трудный, я ничего не знал и видел, что уже никак не успею хоть что-нибудь запомнить из него, тем более что находился в том раздраженном состоянии, в котором мысли отказываются остановиться
на каком бы то ни было предмете.
Я решительно замялся, не сказал ни слова
больше и чувствовал, что ежели этот злодей-учитель хоть год целый будет молчать и вопросительно смотреть
на меня, я все-таки не в состоянии буду произнести более ни одного звука. Учитель минуты три смотрел
на меня, потом вдруг проявил в своем лице выражение глубокой печали и чувствительным голосом сказал Володе, который в это время вошел в комнату...
Только что St.-Jérôme, сказав мне, чтобы я шел в свою комнату, спустился вниз, — я, не отдавая себе отчета в том, что я делаю, побежал по
большой лестнице, ведущей
на улицу.
Вот лежанка,
на которой стоят утюг, картонная кукла с разбитым носом, лоханка, рукомойник; вот окно,
на котором в беспорядке валяются кусочек черного воска, моток шелку, откушенный зеленый огурец и конфетная коробочка, вот и
большой красный стол,
на котором,
на начатом шитье, лежит кирпич, обшитый ситцем, и за которым сидит она в моем любимом розовом холстинковом платье и голубой косынке, особенно привлекающей мое внимание.
«Когда я буду
большой, — рассуждал я сам с собой, вернувшись к себе
на верх, — Петровское достанется мне, и Василий и Маша будут мои крепостные.
Володя возвращается. Все с нетерпением спрашивают его: «Что? хорошо? сколько?», но уже по веселому лицу его видно, что хорошо. Володя получил пять.
На другой день с теми же желаниями успеха и страхом провожают его, и встречают с тем же нетерпением и радостию. Так проходит девять дней.
На десятый день предстоит последний, самый трудный экзамен — закона божьего, все стоят у окна и еще с
большим нетерпением ожидают его. Уже два часа, а Володи нет.
— Ах, бог мой! ты плачешь! — вдруг сказала Любочка, выпуская из рук цепочку его часов и уставляя
на его лицо свои
большие удивленные глаза. — Прости меня, голубчик папа, я совсем забыла, что это мамашина пьеса.
Он, казалось, был очень стыдлив, потому что каждая малость заставляла его краснеть до самых ушей; но застенчивость его не походила
на мою. Чем
больше он краснел, тем
больше лицо его выражало решимость. Как будто он сердился
на самого себя за свою слабость.
— Знаете, отчего мы так сошлись с вами, — сказал он, добродушным и умным взглядом отвечая
на мое признание, — отчего я вас люблю
больше, чем людей, с которыми
больше знаком и с которыми у меня
больше общего? Я сейчас решил это. У вас есть удивительное, редкое качество — откровенность.
Итак, отдавши нужные приказания еще с вечера, проснувшись поутру очень рано, вымывшись, вытершись с ног до головы мокрою губкой, что делалось только по воскресным дням, — а в тот день случись воскресенье, — выбрившись таким образом, что щеки сделались настоящий атлас в рассуждении гладкости и лоска, надевши фрак брусничного цвета с искрой и потом шинель
на больших медведях, он сошел с лестницы, поддерживаемый под руку то с одной, то с другой стороны трактирным слугою, и сел в бричку.
Неточные совпадения
Ляпкин-Тяпкин, судья, человек, прочитавший пять или шесть книг, и потому несколько вольнодумен. Охотник
большой на догадки, и потому каждому слову своему дает вес. Представляющий его должен всегда сохранять в лице своем значительную мину. Говорит басом с продолговатой растяжкой, хрипом и сапом — как старинные часы, которые прежде шипят, а потом уже бьют.
Запиши всех, кто только ходил бить челом
на меня, и вот этих
больше всего писак, писак, которые закручивали им просьбы.
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что
на сердце, то и
на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем
больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь
на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Пускай народу ведомо, // Что целые селения //
На попрошайство осенью, // Как
на доходный промысел, // Идут: в народной совести // Уставилось решение, // Что
больше тут злосчастия, // Чем лжи, — им подают.
С утра встречались странникам // Все
больше люди малые: // Свой брат крестьянин-лапотник, // Мастеровые, нищие, // Солдаты, ямщики. // У нищих, у солдатиков // Не спрашивали странники, // Как им — легко ли, трудно ли // Живется
на Руси? // Солдаты шилом бреются, // Солдаты дымом греются — // Какое счастье тут?..