Исправник посмотрел на меня, ласково потрепал меня по плечу и
добродушно промолвил: «Эх, Василий Васильевич, не нам бы с вами о таких людях рассуждать, — где нам?..
Он был им утешением в их ссылке, и они, обыкновенно мрачные и угрюмые, всегда улыбались, на него глядя, и когда заговаривали с ним (а говорили они с ним очень мало, как будто все еще считая его за мальчика, с которым нечего говорить о серьезном), то суровые лица их разглаживались, и я угадывал, что они с ним говорят о чем-нибудь шутливом, почти детском, по крайней мере они всегда переглядывались и
добродушно усмехались, когда, бывало, выслушают его ответ.
Зная, что жена и дочь на его стороне, он держится такой тактики: отвечает на мои колкости снисходительным молчанием (спятил, мол, старик — что с ним разговаривать?) или же
добродушно подшучивает надо мной.