Неточные совпадения
«La vіе est l’ensemble des fonctions, qui resistent à la mort. La vie est l’ensemble des phénomènes, qui se succèdent pendant un temps limité dans un être organisé». «Жизнь есть двойной процесс разложения и соединения, общего и вместе с
тем непрерывного. Жизнь есть известное сочетание разнородных изменений, совершающихся последовательно. Жизнь есть организм в действии. Жизнь есть особенная деятельность органического вещества. Жизнь есть приспособление внутренних отношений к
внешним».
Если бы было прежде всего признано понятие жизни в его центральном значении, в
том, в котором все его понимают, и потом было бы ясно определено, что наука, сделав от этого понятия отвлечение всех сторон его, кроме одной, подлежащей
внешнему наблюдению, рассматривает явления с одной этой стороны, для которой она имеет свойственные ей методы исследования, тогда бы было прекрасно и было бы совсем другое дело: тогда и место, которое заняла бы наука, и результаты, к которым бы мы приходили на основании науки, были бы совсем другие.
Люди с таким ложным взглядом на свою науку никак не хотят признать
того, что их исследованиям подлежат только некоторые стороны жизни, но утверждают, что вся жизнь со всеми ее явлениями будет исследована ими путем
внешнего опыта.
Разве не очевидно, что такое решение вопроса есть только перефразированное царство Мессии, в котором роль Мессии играет наука, а что для
того, чтобы объяснение такое объясняло что-нибудь, необходимо верить в догматы науки так же бесконтрольно, как верят Евреи в Мессию, что и делают правоверные науки, — с
тою только разницей, что правоверному Еврею, представляющему себе в Мессии посланника Божия, можно верить в
то, что он всё своей властью устроит отлично; для правоверного же науки по существу дела нельзя верить в
то, чтобы посредством
внешнего изучения потребностей можно было решить главный и единственный вопрос о жизни.
И всегда были и теперь есть среди этих людей еще такие люди, которые вследствие своего
внешнего исключительного положения считают себя призванными руководить человечеством и сами, не понимая смысла человеческой жизни, учили и учат других людей жизни, которой они не понимают:
тому, что жизнь человеческая есть не что иное, как личное существование.
Это учение фарисеев в самом широком смысле, т. е. людей, учащих
тому, что сама в себе неразумная жизнь может быть исправлена верою в другую жизнь, приобретаемую исполнением
внешних обрядов.
Пользуясь всеми
теми орудиями
внешнего знания, которые приобрело человечество, ложное учение это систематически хочет вести назад людей в
тот мрак невежества, из которого с таким напряжением и трудом оно выбивалось столько тысяч лет.
И закон, который мы знаем в себе, как закон нашей жизни, есть
тот же закон, по которому совершаются и все
внешние явления мира, только с
тою разницею, что в себе мы знаем этот закон как
то, что мы сами должны совершать, — во
внешних же явлениях как
то, что совершается по этому закону без нашего участия.
Во
внешнем мире мы видим это подчинение закону разума; в себе же мы знаем этот закон как
то, что сами должны совершать.
Внешние же предметы мы знаем
тем менее, чем менее в познании участвует наше сознание, вследствие чего предмет определяется только своим местом в пространстве и времени.
Людям мирского учения, направившим свой разум на устройство известных условий существования, кажется, что увеличение блага жизни происходит от лучшего
внешнего устройства своего существования. Лучшее же
внешнее устройство их существования зависит от большего насилия над людьми, прямо противоположного любви. Так что, чем лучше их устройство,
тем меньше у них остается возможности любви, возможности жизни.
Люди не видят
того, что ничто, ноль, на что бы он ни был помножен, остается
тем же, равным всякому другому — нолем, не видят, что существование животной личности всякого человека одинаково бедственно и не может быть никакими
внешними условиями сделано счастливым.
Каждое отдельное животное: лошадь, собаку, корову, если я знаю их и имею с ними серьезное душевное общение, я знаю не по
внешним признакам, а по
тому особенному отношению к миру, в котором стоит каждое из них, — по
тому, что каждое из них, и в какой степени, любит и не любит.
Если я знаю особые различные породы животных,
то, строго говоря, я знаю их не столько по
внешним признакам, сколько по
тому, что каждая из них — лев, рыба, паук — представляют общее особенное отношение к миру.
Человеку, понимающему свою жизнь, как известное особенное отношение к миру, с которым он вступил в существование и которое росло в его жизни увеличением любви, верить в свое уничтожение всё равно, что человеку, знающему
внешние видимые законы мира, верить в
то, что его нашла мать под капустным листом и что тело его вдруг куда-то улетит, так что ничего не останется.
Но нас смущает
то, что мы не видим причин и действий нашей истинной жизни так, как видим причины и действия во
внешних явлениях: не знаем, почему один вступает в жизнь с такими свойствами своего я, а другой с другими, почему жизнь одного обрывается, а другого продолжается? Мы спрашиваем себя: какие были до моего существования причины
того, что я родился
тем, что я есмь. И что будет после моей смерти от
того, что я буду так пли иначе жить? И мы жалеем о
том, что не получаем ответов на эти вопросы.
Возможны только эти два отношения к страданию: одно
то, что страдание есть
то, чего не должно быть, потому что я не вижу его
внешнего значения, и другое
то, что оно
то самое, что должно быть, потому что я знаю его внутреннее значение для моей истинной жизни.
Если не разум человека,
то мучительность страдания волей-неволей заставляют его признать
то, что жизнь его не умещается в его личности, что личность его есть только видимая часть всей его жизни, что
внешняя, видимая им из его личности связь причины и действия, не совпадает с
той внутренней связью причины и действия, которая всегда известна человеку из его разумного сознания.
Всякое мое понятие о
внешней жизни основано на сознании моего стремления к благу. И потому, только познав, в чем мое благо и моя жизнь, я буду в состоянии познать и
то, что есть благо и жизнь других существ. Благо же и жизнь других существ, не познав свою, я никак не могу знать.