Если я допущу, что клеточки имеют жизнь, то я от
понятия жизни должен отвлечь главный признак своей жизни, сознание себя единым живым существом; если же я допущу, что я имею жизнь, как отдельное существо, то очевидно, что клеточкам, из которых состоит всё мое тело и о сознании которых я ничего не знаю, я никак не могу приписать того же свойства.
Если бы было прежде всего признано
понятие жизни в его центральном значении, в том, в котором все его понимают, и потом было бы ясно определено, что наука, сделав от этого понятия отвлечение всех сторон его, кроме одной, подлежащей внешнему наблюдению, рассматривает явления с одной этой стороны, для которой она имеет свойственные ей методы исследования, тогда бы было прекрасно и было бы совсем другое дело: тогда и место, которое заняла бы наука, и результаты, к которым бы мы приходили на основании науки, были бы совсем другие.
Споры о том, что не касается жизни, именно о том, отчего происходит жизнь: анимизм ли это, витализм ли, или понятие еще особой какой силы, скрыли от людей главный вопрос жизни, — тот вопрос, без которого
понятие жизни теряет свой смысл, и привели понемногу людей науки, — тех, которые должны вести других, — в положение человека, который идет и даже очень торопится, но забыл, куда именно.
Ложная наука, изучая явления, сопутствующие жизни, и предполагая изучать самую жизнь, этим предположением извращает
понятие жизни; и потому, чем дольше она изучает явление, того, что она называет жизнью, тем больше она удаляется от понятия жизни, которое она хочет изучать.
Неточные совпадения
Мы ведь не говорим, что в клеточке есть что-то такое, что мы называем брызнъ, а говорим, что есть «
жизнь». Мы говорим: «
жизнь», потому что под этим словом разумеем не какой-то х, а вполне определенную величину, которую мы знаем все одинаково и знаем только из самих себя, как сознание себя с своим телом единым, нераздельным с собою, и потому такое
понятие неотносимо к тем клеточкам, из которых состоит мое тело.
Очевидно, что неправильно прилагаемое к чуждым ему
понятиям слово «
жизнь», уклоняясь далее и далее от своего основного значения, в этом значении удалилось от своего центра до того, что
жизнь предполагается уже там, где, по нашему
понятию,
жизни и быть не может. Утверждается подобное тому, что есть такой круг или шар, в котором центр вне его периферии.
Мало того, следя за исследованиями об этом чем-то, называемом
жизнью, я вижу даже, что исследования эти и не касаются почти никаких известных мне
понятий.
Только во времена своей дикости, т. е. неясности, неопределенности, некоторые науки эти пытались с своей точки зрения охватить все явления
жизни и путались, сами выдумывая новые
понятия и слова.
Не то, что мы назовем наукой, определит
жизнь, а наше
понятие о
жизни определит то, что следует признать наукой. И потому, для того, чтобы наука была наукой, должен быть прежде решен вопрос о том, что есть наука и что не наука, а для этого должно быть уяснено
понятие о
жизни.
Жизнь мы не можем определить в своем сознании, говорит это учение. Мы заблуждаемся, рассматривая ее в себе. То
понятие о благе, стремление к которому в нашем сознании составляет нашу
жизнь, есть обманчивый призрак, и
жизнь нельзя понимать в этом сознании. Чтобы понять
жизнь, надо только наблюдать ее проявления, как движение вещества. Только из этих наблюдений и выведенных из них законов мы найдем и закон самой
жизни, и закон
жизни человека.
И вот ложное учение, подставив под
понятие всей
жизни человека, известной ему в его сознании, видимую часть ее — животное существование, — начинает изучать эти видимые явления сначала в животном человеке, потом в животных вообще, потом в растениях, потом в веществе, постоянно утверждая при этом, что изучаются не некоторые проявления, а сама
жизнь.
Разумная
жизнь есть. Она одна есть. Промежутки времени одной минуты или 50000 лет безразличны для нее, потому что для нее нет времени.
Жизнь человека истинная — та, из которой он составляет себе
понятие о всякой другой
жизни, — есть стремление к благу, достигаемому подчинением своей личности закону разума. Ни разум, ни степень подчинения ему не определяются ни пространством, ни временем. Истинная
жизнь человеческая происходит вне пространства и времени.
Ложная наука, исключая
понятие блага из определения
жизни, понимает
жизнь в животном существовании, и потому благо
жизни видит только в животном благе и сходится с заблуждением толпы.
С сознанием моей
жизни не соединимо
понятие времени и пространства.
Для них очевидно, что продолжение рода человеческого не удовлетворяет неперестающему заявлять себя требованию вечности своего особенного я; а
понятие вновь начинающейся
жизни заключает в себе
понятие прекращения
жизни, и если
жизни не было прежде, не было всегда, то ее не может быть и после.
Первый и главный акт нашего познания живых существ тот, что мы много разных предметов включаем в
понятие одного живого существа, и это живое существо исключаем из всего другого. И то и другое мы делаем только на основании всеми нами одинаково сознаваемого определения
жизни, как стремления к благу себя, как отдельного от всего мира существа.
Всякое мое
понятие о внешней
жизни основано на сознании моего стремления к благу. И потому, только познав, в чем мое благо и моя
жизнь, я буду в состоянии познать и то, что есть благо и
жизнь других существ. Благо же и
жизнь других существ, не познав свою, я никак не могу знать.
— Я смотрю с настоящей — и тебе тоже советую: в дураках не будешь. С твоими
понятиями жизнь хороша там, в провинции, где ее не ведают, — там и не люди живут, а ангелы: вот Заезжалов — святой человек, тетушка твоя — возвышенная, чувствительная душа, Софья, я думаю, такая же дура, как и тетушка, да еще…
Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой
жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих
понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Любовь к женщине он не только не мог себе представить без брака, но он прежде представлял себе семью, а потом уже ту женщину, которая даст ему семью. Его
понятия о женитьбе поэтому не были похожи на
понятия большинства его знакомых, для которых женитьба была одним из многих общежитейских дел; для Левина это было главным делом
жизни, от которогo зависело всё ее счастье. И теперь от этого нужно было отказаться!
— Должно быть, тот род
жизни, который вы избрали, отразился на ваших
понятиях. Я настолько уважаю или презираю и то и другое… я уважаю прошедшее ваше и презираю настоящее… что я был далек от той интерпретации, которую вы дали моим словам.
Согласиться на развод, дать ей свободу значило в его
понятии отнять у себя последнюю привязку к
жизни детей, которых он любил, а у нее — последнюю опору на пути добра и ввергнуть ее в погибель.
«Я, воспитанный в
понятии Бога, христианином, наполнив всю свою
жизнь теми духовными благами, которые дало мне христианство, преисполненный весь и живущий этими благами, я, как дети, не понимая их, разрушаю, то есть хочу разрушить то, чем я живу. А как только наступает важная минута
жизни, как дети, когда им холодно и голодно, я иду к Нему, и еще менее, чем дети, которых мать бранит за их детские шалости, я чувствую, что мои детские попытки с жиру беситься не зачитываются мне».