Неточные совпадения
Сколько бы ни изучал человек жизнь видимую, осязаемую, наблюдаемую им в себе и других, жизнь, совершающуюся без его усилий, — жизнь эта всегда
останется для него тайной; он никогда из этих наблюдений
не поймет эту несознаваемую им жизнь и наблюдениями над этой таинственной, всегда скрывающейся от него в бесконечность пространства и времени, жизнью никак
не осветит свою истинную жизнь, открытую ему в его сознании и состоящую в подчинении его совершенно особенной от всех и самой
известной ему животной личности совершенно особенному и самому
известному ему закону разума, для достижения своего совершенно особенного и самого
известного ему блага.
Рассуждая на основании своего сознания, я вижу, что соединявшее все мои сознания в одно —
известная восприимчивость к одному и холодность к другому, вследствие чего одно
остается, другое исчезает во мне, степень моей любви к добру и ненависти к злу, — что это мое особенное отношение к миру, составляющее именно меня, особенного меня,
не есть произведение какой-либо внешней причины, а есть основная причина всех остальных явлений моей жизни.
Человеку, понимающему свою жизнь, как
известное особенное отношение к миру, с которым он вступил в существование и которое росло в его жизни увеличением любви, верить в свое уничтожение всё равно, что человеку, знающему внешние видимые законы мира, верить в то, что его нашла мать под капустным листом и что тело его вдруг куда-то улетит, так что ничего
не останется.
Неточные совпадения
Я прямо пришел в тюрьму князя. Я уже три дня как имел от Татьяны Павловны письмецо к смотрителю, и тот принял меня прекрасно.
Не знаю, хороший ли он человек, и это, я думаю, лишнее; но свидание мое с князем он допустил и устроил в своей комнате, любезно уступив ее нам. Комната была как комната — обыкновенная комната на казенной квартире у чиновника
известной руки, — это тоже, я думаю, лишнее описывать. Таким образом, с князем мы
остались одни.
Конечно, и в публике, и у присяжных мог
остаться маленький червячок сомнения в показании человека, имевшего возможность «видеть райские двери» в
известном состоянии лечения и, кроме того, даже
не ведающего, какой нынче год от Рождества Христова; так что защитник своей цели все-таки достиг.
Я пошел к интенданту (из иезуитов) и, заметив ему, что это совершеннейшая роскошь высылать человека, который сам едет и у которого визированный пасс в кармане, — спросил его, в чем дело? Он уверял, что сам так же удивлен, как я, что мера взята министром внутренних дел, даже без предварительного сношения с ним. При этом он был до того учтив, что у меня
не осталось никакого сомнения, что все это напакостил он. Я написал разговор мой с ним
известному депутату оппозиции Лоренцо Валерио и уехал в Париж.
Наконец в газетах появился
известный рескрипт генерал-губернатору Западного края. Полковник Гуслицын прислал Пустотелову номер «Московских ведомостей», в котором был напечатан рескрипт, так что, по-настоящему,
не оставалось и места для каких бы то ни было сомнений.
Но, несмотря на всю глубину падения, у Полуянова все-таки
оставалось имя,
известное имя, черт возьми. Конечно, в местах
не столь отдаленных его
не знали, но, когда он по пути завернул на винокуренный завод Прохорова и К o, получилось совсем другое. Даже «пятачок», как называли Прохорова, расчувствовался: