Неточные совпадения
Существует материя и ее энергия. Энергия движет,
движение механическое переходит в молекулярное, молекулярное выражается теплом, электричеством, нервной, мозговой деятельностью. И все без исключения явления
жизни объясняются отношениями энергий. Всё так красиво, просто, ясно и, главное, удобно. Так что, если нет всего того, чего нам так хочется и что так упрощает всю нашу
жизнь, то всё это надо как-нибудь выдумать.
Но мало и этого: начиная испытывать ослабление сил и болезни, и глядя на болезни и старость, смерть других людей, он замечает еще и то, что и самое его существование, в котором одном он чувствует настоящую, полную
жизнь, каждым часом, каждым
движением приближается к ослаблению, старости, смерти; что
жизнь его, кроме того, что она подвержена тысячам случайностей уничтожения от других борющихся с ним существ и всё увеличивающимся страданиям, по самому свойству своему есть только не перестающее приближение к смерти, к тому состоянию, в котором вместе с
жизнью личности наверное уничтожится всякая возможность какого бы то ни было блага личности.
Единственная представляющаяся сначала человеку цель
жизни есть благо его личности, но блага для личности не может быть; если бы и было в
жизни нечто, похожее на благо, то
жизнь, в которой одной возможно благо,
жизнь личности, каждым
движением, каждым дыханием неудержимо влечется к страданиям, к злу, к смерти, к уничтожению.
В большем и большем уяснении этого несомненного, ненарушимого борьбою, страданиями и смертью блага человека и состоит всё
движение вперед человечества с тех пор, как мы знаем его
жизнь.
Книжники же, и не подозревая в фарисейских учениях тех разумных основ, на которых они возникли, прямо отрицают всякие учения о будущей
жизни и смело утверждают, что все эти учения не имеют никакого основания, а суть только остатки грубых обычаев невежества, и что
движение вперед человечества состоит в том, чтобы не задавать себе никаких вопросов о
жизни, выходящих за пределы животного существования человека.
Жизнь мы не можем определить в своем сознании, говорит это учение. Мы заблуждаемся, рассматривая ее в себе. То понятие о благе, стремление к которому в нашем сознании составляет нашу
жизнь, есть обманчивый призрак, и
жизнь нельзя понимать в этом сознании. Чтобы понять
жизнь, надо только наблюдать ее проявления, как
движение вещества. Только из этих наблюдений и выведенных из них законов мы найдем и закон самой
жизни, и закон
жизни человека.
Человек, в котором проснулось разумное сознание, но который вместе с тем понимает свою
жизнь только как личную, находится в том же мучительном состоянии, в котором находилось бы животное, которое, признав своей
жизнью движение вещества, не признавало бы своего закона личности, а только видело бы свою
жизнь в подчинении себя законам вещества, которые совершаются и без его усилия.
Как бы ни были сильны и быстры
движения человека в бреду, в сумасшествии или в агонии, в пьянстве, в порыве страсти даже, мы не признаем человека живым, не относимся к нему, как к живому человеку, и признаем в нем только возможность
жизни. Но как бы слаб и неподвижен ни был человек, — если мы видим, что животная личность его подчинена разуму, то мы признаем его живым, и так и относимся к нему.
Движение в высоту предмета, движущегося вместе с тем и в плоскости, будет точным подобием отношения истинной
жизни человеческой к
жизни животной личности, или
жизни истинной к
жизни временной и пространственной.
Движение предмета к верху не зависит и не может ни увеличиться, ни уменьшиться от его
движения в плоскости. То же и с определением
жизни человеческой.
Жизнь истинная проявляется всегда в личности, но не зависит, не может ни увеличиться, ни уменьшиться от такого или другого существования личности.
Вне власти человека, желающего жить, уничтожить, остановить пространственное и временное
движение своего существования; но истинная
жизнь его есть достижение блага подчинением разуму, независимо от этих видимых пространственных и временных
движений.
Есть это
движение в высоту, это большее и большее подчинение разуму, — и между двумя силами и одной устанавливается отношение и совершается большее или меньшее
движение по равнодействующей, поднимающей существование человека в область
жизни.
И это продолжается до тех пор, пока он не признает наконец, что для того, чтобы спастись от ужаса перед увлекающим его
движением погибельной
жизни, ему надо понять, что его
движение в плоскости — его пространственное и временное существование — не есть его
жизнь, а что
жизнь его только в
движении в высоту, что только в подчинении его личности закону разума и заключается возможность блага и
жизни.
Ни как животное, ни как разумное существо, человек не может бояться смерти: животное, не имея сознания
жизни, не видит смерти, а разумное существо, имея сознание
жизни, не может видеть в смерти животной ничего иного, как естественного и никогда непрекращающегося
движения вещества.
Жизнь есть неперестающее
движение, а оставаясь в том же отношении к миру, оставаясь на той степени любви, с которой он вступил в
жизнь, он чувствует остановку ее, и ему представляется смерть.
Смерть видна и страшна ему не только в будущем, но и в настоящем, при всех проявлениях уменьшение животной
жизни, начиная от младенчества и до старости, потому что
движение существования от детства до возмужалости только кажется временным увеличением сил, в сущности же есть такое же огрубение членов, уменьшение гибкости, жизненности, не прекращающееся от рождения и до смерти.
Человек знает, что если его не было прежде, и он появился из ничего и умер, то его, особенного его, никогда больше не будет и быть не может. Человек познает то, что он не умрет, только тогда, когда он познает то, что он никогда не рожался и всегда был, есть и будет. Человек поверит в свое бессмертие только тогда, когда он поймет, что его
жизнь не есть волна, а есть то вечное
движение, которое в этой
жизни проявляется только волною.
Сначала мне кажется, что этот отрезок конуса и есть вся моя
жизнь, но по мере
движения моей истинной
жизни, с одной стороны, я вижу, что то, что составляет основу моей
жизни, находится позади ее, за пределами ее: по мере
жизни я живее и яснее чувствую мою связь с невидимым мне прошедшим; с другой стороны, я вижу, как эта же основа опирается на невидимое мне будущее, я яснее и живее чувствую свою связь с будущим и заключаю о том, что видимая мною
жизнь, земная
жизнь моя, есть только малая часть всей моей
жизни с обоих концов ее — до рождения и после смерти — несомненно существующей, но скрывающейся от моего теперешнего познания.
При первом взгляде, страдания не имеют никакого объяснения и не вызывают никакой другой деятельности, кроме постоянно растущего и ничем неразрешимого отчаяния и озлобления; при втором, страдания вызывают ту самую деятельность, которая и составляет
движение истинной
жизни, — сознание греха, освобождение от заблуждений и подчинение закону разума.
Если же бы мы не знали, что лошадь желает себе своего и человек своего блага, что того желает каждая отдельная лошадь в табуне, что того блага себе желает каждая птица, козявка, дерево, трава, мы не видели бы отдельности существ, а не видя отдельности, никогда не могли бы понять ничего живого: и полк кавалеристов, и стадо, и птицы, и несекомыя, и растения — всё бы было как волны на море, и весь мир сливался бы для нас в одно безразличное
движение, в котором мы никак не могли бы найти
жизнь.
Неточные совпадения
Когда Анна вышла в шляпе и накидке и, быстрым
движением красивой руки играя зонтиком, остановилась подле него, Вронский с чувством облегчения оторвался от пристально устремленных на него жалующихся глаз Голенищева и с новою любовию взглянул на свою прелестную, полную
жизни и радости подругу.
Но Кити в каждом ее
движении, в каждом слове, в каждом небесном, как называла Кити, взгляде ее, в особенности во всей истории ее
жизни, которую она знала чрез Вареньку, во всем узнавала то, «что было важно» и чего она до сих пор не знала.
Упав на колени пред постелью, он держал пред губами руку жены и целовал ее, и рука эта слабым
движением пальцев отвечала на его поцелуи. А между тем там, в ногах постели, в ловких руках Лизаветы Петровны, как огонек над светильником, колебалась
жизнь человеческого существа, которого никогда прежде не было и которое так же, с тем же правом, с тою же значительностью для себя, будет жить и плодить себе подобных.
— Я, как человек, — сказал Вронский, — тем хорош, что
жизнь для меня ничего не стоит. А что физической энергии во мне довольно, чтобы врубиться в каре и смять или лечь, — это я знаю. Я рад тому, что есть за что отдать мою
жизнь, которая мне не то что не нужна, но постыла. Кому-нибудь пригодится. — И он сделал нетерпеливое
движение скулой от неперестающей, ноющей боли зуба, мешавшей ему даже говорить с тем выражением, с которым он хотел.
Но вдруг она остановилась. Выражение ее лица мгновенно изменилось. Ужас и волнение вдруг заменились выражением тихого, серьезного и блаженного внимания. Он не мог понять значения этой перемены. Она слышала в себе
движение новой
жизни.