Если человек может отказывать требованиям самой малой любви настоящего во имя требования самой
большой любви будущего, то разве не ясно, что такой человек, если бы он всеми силами и желал этого, никогда не будет в состоянии взвесить, на сколько он может отказывать требованиям настоящего во имя будущего, и потому, не будучи в силах решить этого вопроса, всегда выберет то проявление любви, которое будет приятно для него, т. е. будет действовать не во имя любви, а во имя своей личности.
Если человек решает, что ему лучше воздержаться от требований настоящей, самой малой любви во имя другого, будущего проявления
большей любви, то он обманывает или себя, или других, и никого не любит кроме себя одного.
Смерть представляется только тому человеку, который, не признав свою жизнь в установлении разумного отношения к миру и проявлении его в большей и
большей любви, остался при том отношении, т. е. с тою степенью любви, к одному и нелюбви к другому, с которыми он вступил в существование.
Так что чем меньше любви, тем больше человек подвержен мучительности страданий, чем
больше любви, тем меньше мучительности страдания; жизнь же вполне разумная, вся деятельность которой проявляется только в любви, исключает возможность всякого страдания.
Неточные совпадения
Во имя какой
любви жертвовать другою
любовью, кого любить
больше и кому делать
больше добра, — жене или детям, жене и детям или друзьям?
Но как дичёк не есть яблоня и не дает плодов или дает плоды горькие вместо сладких, так и пристрастие не есть
любовь и не делает добра людям или производит еще
большее зло.
Любовь, не имеющая в основе своей отречения от личности и, вследствие его, благоволения ко всем людям, есть только жизнь животная и подвержена тем же и еще
большим бедствиям и еще
большему неразумию, чем жизнь без этой мнимой
любви.
Чувство пристрастия, называемое
любовью, не только не устраняет борьбы существ, не освобождает личность от погони за наслаждениями и не спасает от смерти, но только
больше еще затемняет жизнь, ожесточает борьбу, усиливает жадность к наслаждениям для себя и для другого и увеличивает ужас перед смертью за себя и за другого.
Людям мирского учения, направившим свой разум на устройство известных условий существования, кажется, что увеличение блага жизни происходит от лучшего внешнего устройства своего существования. Лучшее же внешнее устройство их существования зависит от
большего насилия над людьми, прямо противоположного
любви. Так что, чем лучше их устройство, тем меньше у них остается возможности
любви, возможности жизни.
Только вследствие этой
большей или меньшей степени
любви и складывается в человеке известный ряд таких, а не иных сознаний. Так что только свойство
больше или меньше любить одно и не любить другое — и есть то особенное и основное ячеловека, в котором собираются в одно все разбросанные, прерывающиеся сознания. Свойство же это, хотя и развивается и в нашей жизни, вносится нами уже готовое в эту жизнь из какого-то невидимого и непознаваемого нами прошедшего.
Но в себе мы понимаем жизнь не только как раз существующее отношение к миру, но и как установление нового отношения к миру через
большее и
большее подчинение животной личности разуму, и проявление
большей степени
любви.
Глядя на свое прошедшее в этой жизни, он видит, по памятному ему ряду своих сознаний, что отношение его к миру изменялось, подчинение закону разума увеличивалось, и увеличивалась не переставая сила и область
любви, давая ему всё
большее и
большее благо независимо, а иногда прямо обратно пропорционально умалению существования личности.
И воспоминание это тем живее, чем согласнее была жизнь моего друга и брата с законом разума, чем
больше она проявлялась в
любви.
— А надолго ли? Потом освежают жизнь, — говорил он. — Они приводят к бездне, от которой не допросишься ничего, и с
большей любовью заставляют опять глядеть на жизнь… Они вызывают на борьбу с собой уже испытанные силы, как будто затем, чтоб не давать им уснуть…
Губернское правление, председатели палат и инспектор врачебной управы, старик-немец, пользовавшийся
большой любовью народа и которого я лично знал, все нашли, что Петровский — сумасшедший.
Текло время. Любовные раны зажили, огорчения рассеялись, самолюбие успокоилось, бывшие любовные восторги оказались наивной детской игрой, и вскоре Александровым овладела настоящая
большая любовь, память о которой осталась надолго, на всю его жизнь…
Неточные совпадения
Правдин (Митрофану). Негодница! Тебе ли грубить матери? К тебе ее безумная
любовь и довела ее всего
больше до несчастья.
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без
большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная
любовь ваша…
Во время разлуки с ним и при том приливе
любви, который она испытывала всё это последнее время, она воображала его четырехлетним мальчиком, каким она
больше всего любила его. Теперь он был даже не таким, как она оставила его; он еще дальше стал от четырехлетнего, еще вырос и похудел. Что это! Как худо его лицо, как коротки его волосы! Как длинны руки! Как изменился он с тех пор, как она оставила его! Но это был он, с его формой головы, его губами, его мягкою шейкой и широкими плечиками.
—
Любовь… — повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг, в то же время, как она отцепила кружево, прибавила: — Я оттого и не люблю этого слова, что оно для меня слишком много значит,
больше гораздо, чем вы можете понять, — и она взглянула ему в лицо. — До свиданья!
Старший брат был тоже недоволен меньшим. Он не разбирал, какая это была
любовь,
большая или маленькая, страстная или не страстная, порочная или непорочная (он сам, имея детей, содержал танцовщицу и потому был снисходителен на это); по он знал, что это
любовь ненравящаяся тем, кому нужна нравиться, и потому не одобрял поведения брата.