Неточные совпадения
Казак, по влечению, менее ненавидит джигита — горца, который
убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату.
Лукашка сидел один, смотрел на отмель и прислушивался, не слыхать ли
казаков; но до кордона было далеко, а его мучило нетерпенье; он так и думал, что вот уйдут те абреки, которые шли с убитым. Как на кабана, который ушел вечером, досадно было ему на абреков, которые уйдут теперь. Он поглядывал то вокруг себя, то на тот берег, ожидая вот-вот увидать еще человека, и, приладив подсошки, готов был стрелять. О том, чтобы его
убили, ему и в голову не приходило.
— Гей,
казаки! Дядю не
убей, — послышался спокойный бас, и, раздвигая камыши, дядя Ерошка вплоть подошел к нему.
— Уж как водится, — подхватили
казаки. — Вишь, счастье Бог дал, ничего не видамши, абрека
убил.
— Ни-ни! — проговорил старик. — Эту сватают за Лукашку. Лука —
казак молодец, джигит, намеднись абрека
убил. Я тебе лучше найду. Такую добуду, что вся в шелку да в серебре ходить будет. Уже сказал, — сделаю; красавицу достану.
— Эко Урвану счастье! — сказал кто-то. — Прямо, что Урван! Да что! малый хорош. Куда ловок! Справедливый малый. Такой же отец был, батяка Кирьяк; в отца весь. Как его
убили, вся станица по нем выла… Вон они идут никак, — продолжала говорившая, указывая на
казаков, подвигавшихся к ним по улице — Ергушов-то поспел с ними! Вишь, пьяница!
— Какое приданое? Девку берут, девка важная. Да ведь такой чорт, что и отдать-то еще за богатого хочет. Калым большой содрать хочет. Лука есть
казак, сосед мне и племянник, молодец малый, чтò чеченца
убил, давно уж сватает; так все не отдает. То, другое да третье; девка молода, говорит. А я знаю, что думает. Хочет, чтобы покла̀нялись. Нынче чтò сраму было за девку за эту. А всё Лукашке высватают. Потому первый
казак в станице, джигит, абрека
убил, крест дадут.
«Какой молодец», подумал Оленин, глядя на веселое лицо
казака. Он вспомнил про Марьянку и про поцелуй, который он подслушал за воротами, и ему стало жалко Лукашку, жалко его необразование. «Что за вздор и путаница? — думал он: — человек
убил другого, и счастлив, доволен, как будто сделал самое прекрасное дело. Неужели ничто не говорит ему, что тут нет причины для большой радости? Что счастье не в том, чтобы
убивать, а в том, чтобы жертвовать собой?»
— Ну, Митрий Андреич, спаси тебя Бог. Кунаки будем. Теперь приходи к нам когда. Хоть и не богатые мы люди, а всё кунака угостим. Я и матушке прикажу, коли чего нужно: каймаку или винограду. А коли на кордон придешь, я тебе слуга, на охоту, за реку ли, куда хочешь. Вот намедни не знал: какого кабана
убил! Так по
казакам роздал, а то бы тебе принес.
Вот ежели бы я мог сделаться
казаком, Лукашкой, красть табуны, напиваться чихирю, заливаться песнями,
убивать людей и пьяным влезать к ней в окно на ночку, без мысли о том, кто я и зачем я?
Жизнь обитателей передовых крепостей на чеченской линии шла по-старому. Были с тех пор две тревоги, на которые выбегали роты и скакали казаки и милиционеры, но оба раза горцев не могли остановить. Они уходили и один раз в Воздвиженской угнали восемь лошадей казачьих с водопоя и
убили казака. Набегов со времени последнего, когда был разорен аул, не было. Только ожидалась большая экспедиция в Большую Чечню вследствие назначения нового начальника левого фланга, князя Барятинского.
Неточные совпадения
Как донской-то
казак,
казак вел коня поить, // Добрый молодец, уж он у ворот стоит. // У ворот стоит, сам он думу думает, // Думу думает, как будет жену губить. // Как жена-то, жена мужу возмолилася, // Во скоры-то ноги ему поклонилася, // Уж ты, батюшко, ты ли мил сердечный друг! // Ты не бей, не губи ты меня со вечера! // Ты
убей, загуби меня со полуночи! // Дай уснуть моим малым детушкам, // Малым детушкам, всем ближним соседушкам.
Целый день я бродил по горам и к вечеру вышел к этой фанзе. В сумерки один из
казаков убил кабана. Мяса у нас было много, и потому мы поделились с китайцами. В ответ на это хозяин фанзы принес нам овощей и свежего картофеля. Он предлагал мне свою постель, но, опасаясь блох, которых всегда очень много в китайских жилищах, я предпочел остаться на открытом воздухе.
Следующие 3 дня, 28–30 сентября, я просидел дома, вычерчивал маршруты, делал записи в путевых дневниках и писал письма.
Казаки убили изюбра и сушили мясо, а Бочкарев готовил зимнюю обувь. Я не хотел отрывать их от дела и не брал с собой в экскурсию по окрестностям.
С перевала тропа привела прямо к той фанзе, где оставались люди и лошади.
Казаки соскучились и были чрезвычайно рады нашему возвращению. За это время они
убили изюбра и наловили много рыбы.
Пока
казаки ставили палатку и таскали дрова, я успел сбегать на охоту. Птицы первый раз подпустили меня близко. Я
убил четырех и воротился назад.