— Здорово, Марка! Я тебе рад, — весело прокричал старик и быстрым движением скинул босые ноги с кровати, вскочил, сделал шага два по скрипучему полу, посмотрел на свои вывернутые ноги, и вдруг ему смешно стало на свои ноги: он усмехнулся, топнул раз босою пяткой, еще раз, и сделал выходку. — Ловко, что ль! — спросил он, блестя маленькими глазками. — Лукашка чуть усмехнулся. — Что, аль на кордон? —
сказал старик.
— Дурак, дурак, Марка! — презрительно
сказал старик. — Нельзя, на то воруешь, чтобы не скупым быть. А вы, я чай, и не видали, как коней-то гоняют. Что молчишь?
Неточные совпадения
— Сходи! —
сказал уже после урядник, оглядываясь вокруг себя. — Твои часы, что ли, Гурка? Иди! И то ловок стал Лукашка твой, — прибавил урядник, обращаясь к
старику. — Все как ты ходит, дома не посидит; намедни убил одного.
— Вот тут недалече, дядя, —
сказал Лукашка, неслышно ступая вперед
старика: — я укажу, где прошли. Я, брат, один знаю.
Дядя Ерошка подошел к окну. — А дразнят меня,
старика. Это ничего. Я люблю. Пускай радуются над дядей, —
сказал он с теми твердыми и певучими интонациями, с которыми говорят старые и почтенные люди. — Ты начальник армейских, что ли?
— Ни-ни! — проговорил
старик. — Эту сватают за Лукашку. Лука — казак молодец, джигит, намеднись абрека убил. Я тебе лучше найду. Такую добуду, что вся в шелку да в серебре ходить будет. Уже
сказал, — сделаю; красавицу достану.
—
Старик, а чтò говоришь! —
сказал Оленин. — Ведь это грех?
— Спаси тебя Христос, — проговорил
старик, поднял валявшиеся на полу чамбары и бешмет, надел их, затянул ремнем, полил воды из черепка на руки, отер их о старые чамбары, кусочком гребешка расправил бороду и стал перед Лукашкой. — Готов! —
сказал он.
— У меня все есть, и закуска есть, благодарю Бога, —
сказал он гордо. — Ну, что Мосев? — спросил
старик.
— Веко-веко-любче, — повторил
старик. — Знаешь? Ну,
скажи!
— Умны стали вы. Ты все выучи да
скажи. От того худа не будет. Ну, пропел «Мандрыче», да и прав, — и
старик сам засмеялся. — А ты в Ногаи, Лука, не езди, вот что!
— Да хоть и застанешь, так он умней нас, —
сказал Оленин, повторяя слова
старика, сказанные вечером: — его не обманешь.
— Это наш Нимврод египетский, —
сказал он, с самодовольною улыбкой обращаясь к Оленину и указывая на
старика. — Ловец пред господином. Первый у нас на всякие руки. Изволили уж узнать?
Оленин выпил более обыкновенного, слушая рассказы
старика. «Так вот, теперь Лукашка мой счастлив», думал он; но ему было грустно.
Старик напился в этот вечер до того, что повалился на пол, и Ванюша должен был призвать себе на помощь солдат и, отплевываясь, вытащить его. Он был так озлоблен на
старика за его дурное поведение, что уже ничего не
сказал по-французски.
Он вырвал у нее руку, которую она держала, и сильно обнял ее молодое тело. Но она как лань вскочила, спрыгнула босыми ногами и выбежала на крыльцо. Оленин опомнился и ужаснулся на себя. Он опять показался сам себе невыразимо гадок в сравнении с нею. Но ни минуты не раскаиваясь в том, чтó он
сказал, он пошел домой и, не взглянув на пивших у него
стариков, лег и заснул таким крепким сном, каким давно не спал.
— Да, —
сказал Белецкий, не любивший таких рассуждений. — А ты что не пьешь,
старик? — обратился он к Ерошке.
Неточные совпадения
Роман
сказал: помещику, // Демьян
сказал: чиновнику, // Лука
сказал: попу. // Купчине толстопузому! — //
Сказали братья Губины, // Иван и Митродор. //
Старик Пахом потужился // И молвил, в землю глядючи: // Вельможному боярину, // Министру государеву. // А Пров
сказал: царю…
А пенциону полного // Не вышло, забракованы // Все раны
старика; // Взглянул помощник лекаря, //
Сказал: «Второразрядные! // По ним и пенцион».
А увидим мы // Старца нищего — // Подадим ему // Мы копеечку: // «Не за нас молись, — //
Скажем старому, — // Ты молись,
старик, // За Еленушку, // За красавицу // Александровну!»
«А вы что ж не танцуете? — //
Сказал Последыш барыням // И молодым сынам. — // Танцуйте!» Делать нечего! // Прошлись они под музыку. //
Старик их осмеял! // Качаясь, как на палубе // В погоду непокойную, // Представил он, как тешились // В его-то времена! // «Спой, Люба!» Не хотелося // Петь белокурой барыне, // Да старый так пристал!
Пройдя еще один ряд, он хотел опять заходить, но Тит остановился и, подойдя к
старику, что-то тихо
сказал ему. Они оба поглядели на солнце. «О чем это они говорят и отчего он не заходит ряд?» подумал Левин, не догадываясь, что мужики не переставая косили уже не менее четырех часов, и им пора завтракать.