Неточные совпадения
— Рогаль, — проговорил он. И отчаянно бросив наземь ружье, стал дергать себя за
седую бороду. — Тут стоял! С дорожки подойти бы! Дурак! Дурак! — И он злобно ухватил себя за бороду. — Дурак! свинья! — твердил он, больно дергая себя за бороду. Над лесом в
тумане как будто пролетало что-то; всё дальше и дальше, шире и шире гудел бег поднятого оленя…
Темная синева московского неба, истыканная серебряными звездами, бледнеет, роса засеребрится по сереющей в полумраке травке, потом поползет редкий
седой туман и спокойно поднимается к небу, то ласкаясь на прощанье к дремлющим березкам, то расчесывая свою редкую бороду о колючие полы сосен; в стороне отчетисто и звучно застучат зубами лошади, чешущиеся по законам взаимного вспоможения; гудя пройдет тяжелым шагом убежавший бык, а люди без будущего всё сидят.
То бьется он с богатырем, // То с ведьмою, то с великаном, // То лунной ночью видит он, // Как будто сквозь волшебный сон, // Окружены
седым туманом, // Русалки, тихо на ветвях // Качаясь, витязя младого // С улыбкой хитрой на устах // Манят, не говоря ни слова…
Зарницы блещут. Из болот //
Седой туман клубится и встает, // Земля под нами задрожала, — // О братья, близко здесь недоброе начало!
Фонари гасли, и поляна пред эстрадой и парк погружались в глубокую темень. Горданов зашел в вокзал, где сидели и допивали вино господа, решившиеся прогулять ночь напролет. Кишенского здесь тоже не было. Горданов выпил рюмку ананасного коньяку, зажег сигару и отправился в парк: нигде зги не было видно, и
седой туман, как темный дух, лез из всех пор земли и проницал холодом ноги и колена.
Неточные совпадения
Я
туманом седым // Заморожу дым.
В
тумане из-под горы сначала показался низенький старичок с длинною палкой в руке. Он шел без шапки, легко переваливаясь на своих кривых ногах. Полы поношенного кафтана для удобства были заткнуты за опояску. Косматая
седая борода и целая шапка
седых волос на голове придавали ему дикий вид, а добрые серые глаза ласково улыбались.
Этот нежный и страстный романс, исполненный великой артисткой, вдруг напомнил всем этим женщинам о первой любви, о первом падении, о позднем прощании на весенней заре, на утреннем холодке, когда трава
седа от росы, а красное небо красит в розовый цвет верхушки берез, о последних объятиях, так тесно сплетенных, и о том, как не ошибающееся чуткое сердце скорбно шепчет: «Нет, это не повторится, не повторится!» И губы тогда были холодны и сухи, а на волосах лежал утренний влажный
туман.
Тогда за каждым кустом, за каждым деревом как будто еще кто-то жил, для нас таинственный и неведомый; сказочный мир сливался с действительным; и, когда, бывало, в глубоких долинах густел вечерний пар и
седыми извилистыми космами цеплялся за кустарник, лепившийся по каменистым ребрам нашего большого оврага, мы с Наташей, на берегу, держась за руки, с боязливым любопытством заглядывали вглубь и ждали, что вот-вот выйдет кто-нибудь к нам или откликнется из
тумана с овражьего дна и нянины сказки окажутся настоящей, законной правдой.
Как сквозь
туман, видит она
седую старушку, ухаживающую за ней, за больной, помнит она страшную боль, когда будто рвут ее на части, затем спокойное, блаженное забытье, сквозь которое, как райская музыка, слышится ей нежный крик ребенка…