Неточные совпадения
— А мой Лукаша на кордоне, а домой не пускают, — говорит пришедшая, несмотря на то, что хорунжиха давно это
знает. Ей нужно поговорить про своего Лукашу, которого она только собрала в
казаки и которого она хочет женить на Марьяне, хорунжевой дочери.
Хорунжиха
знает намерение Лукашкиной матери, и хотя Лукашка ей кажется хорошим
казаком, она отклоняется от этого разговора, во-первых, потому, что она — хорунжиха и богачка, а Лукашка — сын простого
казака, сирота. Во-вторых, потому, что не хочется ей скоро расстаться с дочерью. Главное же потому, что приличие того требует.
Несмотря на то, что он недавно был собран в строевые, по широкому выражению его лица и спокойной уверенности позы видно было, что он уже успел принять свойственную
казакам и вообще людям, постоянно носящим оружие, воинственную и несколько гордую осанку, что он
казак и
знает себе цену не ниже настоящей.
Шорох в чаще обратил внимание
казаков. Пестрый лягавый ублюдок, отыскивая след и усиленно махая облезлым хвостом, подбегал к кордону. Лукашка
узнал собаку соседа охотника, дяди Ерошки, и вслед за ней разглядел в чаще подвигавшуюся фигуру самого охотника.
— Какое приданое? Девку берут, девка важная. Да ведь такой чорт, что и отдать-то еще за богатого хочет. Калым большой содрать хочет. Лука есть
казак, сосед мне и племянник, молодец малый, чтò чеченца убил, давно уж сватает; так все не отдает. То, другое да третье; девка молода, говорит. А я
знаю, что думает. Хочет, чтобы покла̀нялись. Нынче чтò сраму было за девку за эту. А всё Лукашке высватают. Потому первый
казак в станице, джигит, абрека убил, крест дадут.
—
Знаю,
знаю. Ну, берись, подсоби им, — обратился он к
казакам.
— Ну, Митрий Андреич, спаси тебя Бог. Кунаки будем. Теперь приходи к нам когда. Хоть и не богатые мы люди, а всё кунака угостим. Я и матушке прикажу, коли чего нужно: каймаку или винограду. А коли на кордон придешь, я тебе слуга, на охоту, за реку ли, куда хочешь. Вот намедни не
знал: какого кабана убил! Так по
казакам роздал, а то бы тебе принес.
Он
знал, что ни
казаков, ни старух, никого, кроме девок, не должно быть там.
— Ах, Машенька! Когда же и гулять, как не на девичьей воле? За
казака пойду, рожать стану, нужду
узнаю. Вот ты поди замуж за Лукашку, тогда и в мысль радость не пойдет, дети пойдут да работа.
— Поехали мы с Гирейкой, — рассказывал Лукашка. (Что он Гирей-хана называл Гирейкой, в том было заметное для
казаков молодечество.) — За рекой всё храбрился, что он всю степь
знает, прямо приведет, а выехали, ночь темная, спутался мой Гирейка, стал елозить, а всё толку нет. Не найдет аула, да и шабаш. Правей мы, видно, взяли. Почитай до полуночи искали. Уж, спасибо, собаки завыли.
Добрый кабардинец засеменил всеми ногами вдруг, не
зная, на какую ступить, и как бы желая на крыльях подняться кверху; но Лукашка paз огрел его плетью по сытым бокам, огрел другой, третий, — и кабардинец, оскалив зубы и распустив хвост, фыркая, заходил на задних ногах и на несколько шагов отделился от кучки
казаков.
— Не, отец мой, ваших-то русских я бы давно перевешал, кабы царь был. Только резать и умеют. Так-то нашего
казака Баклашева не-человеком сделали, ногу отрезали. Стало, дураки. На чтò теперь Баклашев годится? Нет, отец мой, в горах дохтура есть настоящие. Так-то Гирчика, няню моего, в походе ранили в это место, в грудь, так дохтура ваши отказались, а из гор приехал Саиб, вылечил. Травы, отец мой,
знают.
Неточные совпадения
Через час курьерская тройка мчала меня из Кисловодска. За несколько верст от Ессентуков я
узнал близ дороги труп моего лихого коня; седло было снято — вероятно, проезжим
казаком, — и вместо седла на спине его сидели два ворона. Я вздохнул и отвернулся…
Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись, увидел меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб
узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.
Швабрин упал на колени… В эту минуту презрение заглушило во мне все чувства ненависти и гнева. С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого
казака. Пугачев смягчился. «Милую тебя на сей раз, — сказал он Швабрину, — но
знай, что при первой вине тебе припомнится и эта». Потом обратился к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь».
Кибитка подъехала к крыльцу комендантского дома. Народ
узнал колокольчик Пугачева и толпою бежал за нами. Швабрин встретил самозванца на крыльце. Он был одет
казаком и отрастил себе бороду. Изменник помог Пугачеву вылезть из кибитки, в подлых выражениях изъявляя свою радость и усердие. Увидя меня, он смутился, но вскоре оправился, протянул мне руку, говоря: «И ты наш? Давно бы так!» — Я отворотился от него и ничего не отвечал.
Коротенькими фразами он говорил им все, что
знал о рабочем движении, подчеркивая его анархизм, рассказывал о грузчиках,
казаках и еще о каких-то выдуманных им людях, в которых уже чувствуется пробуждение классовой ненависти.