Неточные совпадения
Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была
в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и
любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня.
О великий христианин Гриша! Твоя вера была так сильна, что ты чувствовал близость бога, твоя
любовь так велика, что слова сами собою лились из уст твоих — ты их не поверял рассудком… И какую высокую хвалу ты принес его величию, когда, не находя слов,
в слезах повалился на землю!..
С тех пор Наташка сделалась Натальей Савишной и надела чепец; весь запас
любви, который
в ней хранился, она перенесла на барышню свою.
Когда подле матушки заменила ее гувернантка, она получила ключи от кладовой, и ей на руки сданы были белье и вся провизия. Новые обязанности эти она исполняла с тем же усердием и
любовью. Она вся жила
в барском добре, во всем видела трату, порчу, расхищение и всеми средствами старалась противодействовать.
Когда maman вышла замуж, желая чем-нибудь отблагодарить Наталью Савишну за ее двадцатилетние труды и привязанность, она позвала ее к себе и, выразив
в самых лестных словах всю свою к ней признательность и
любовь, вручила ей лист гербовой бумаги, на котором была написана вольная Наталье Савишне, и сказала, что, несмотря на то, будет ли она или нет продолжать служить
в нашем доме, она всегда будет получать ежегодную пенсию
в триста рублей.
С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, ее
любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, — тогда же мне и
в голову не приходило, какое редкое, чудесное создание была эта старушка.
Она вынула из-под платка корнет, сделанный из красной бумаги,
в котором были две карамельки и одна винная ягода, и дрожащей рукой подала его мне. У меня недоставало сил взглянуть
в лицо доброй старушке; я, отвернувшись, принял подарок, и слезы потекли еще обильнее, но уже не от злости, а от
любви и стыда.
После этого, как, бывало, придешь на верх и станешь перед иконами,
в своем ваточном халатце, какое чудесное чувство испытываешь, говоря: «Спаси, господи, папеньку и маменьку». Повторяя молитвы, которые
в первый раз лепетали детские уста мои за любимой матерью,
любовь к ней и
любовь к богу как-то странно сливались
в одно чувство.
Вернутся ли когда-нибудь та свежесть, беззаботность, потребность
любви и сила веры, которыми обладаешь
в детстве? Какое время может быть лучше того, когда две лучшие добродетели — невинная веселость и беспредельная потребность
любви — были единственными побуждениями
в жизни?
— Да, мой друг, — продолжала бабушка после минутного молчания, взяв
в руки один из двух платков, чтобы утереть показавшуюся слезу, — я часто думаю, что он не может ни ценить, ни понимать ее и что, несмотря на всю ее доброту,
любовь к нему и старание скрыть свое горе — я очень хорошо знаю это, — она не может быть с ним счастлива; и помяните мое слово, если он не…
Кроме страстного влечения, которое он внушал мне, присутствие его возбуждало во мне
в не менее сильной степени другое чувство — страх огорчить его, оскорбить чем-нибудь, не понравиться ему: может быть, потому, что лицо его имело надменное выражение, или потому, что, презирая свою наружность, я слишком много ценил
в других преимущества красоты, или, что вернее всего, потому, что это есть непременный признак
любви, я чувствовал к нему столько же страху, сколько и
любви.
Между нами никогда не было сказано ни слова о
любви; но он чувствовал свою власть надо мною и бессознательно, но тиранически употреблял ее
в наших детских отношениях; я же, как ни желал высказать ему все, что было у меня на душе, слишком боялся его, чтобы решиться на откровенность; старался казаться равнодушным и безропотно подчинялся ему.
«Как мог я так страстно и так долго любить Сережу? — рассуждал я, лежа
в постели. — Нет! он никогда не понимал, не умел ценить и не стоил моей
любви… а Сонечка? что это за прелесть! „Хочешь?“, „тебе начинать“.
Может быть, отлетая к миру лучшему, ее прекрасная душа с грустью оглянулась на тот,
в котором она оставляла нас; она увидела мою печаль, сжалилась над нею и на крыльях
любви, с небесною улыбкою сожаления, спустилась на землю, чтобы утешить и благословить меня.
Через неделю бабушка могла плакать, и ей стало лучше. Первою мыслию ее, когда она пришла
в себя, были мы, и
любовь ее к нам увеличилась. Мы не отходили от ее кресла; она тихо плакала, говорила про maman и нежно ласкала нас.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что
в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою
любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Хлестаков. Нет, я влюблен
в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы не увенчаете постоянную
любовь мою, то я недостоин земного существования. С пламенем
в груди прошу руки вашей.
Хлестаков (
в сторону).А она тоже очень аппетитна, очень недурна. (Бросается на колени.)Сударыня, вы видите, я сгораю от
любви.
В работу полагаю я, // Всю
в деточек
любовь!
Запомнил Гриша песенку // И голосом молитвенным // Тихонько
в семинарии, // Где было темно, холодно, // Угрюмо, строго, голодно, // Певал — тужил о матушке // И обо всей вахлачине, // Кормилице своей. // И скоро
в сердце мальчика // С
любовью к бедной матери //
Любовь ко всей вахлачине // Слилась, — и лет пятнадцати // Григорий твердо знал уже, // Кому отдаст всю жизнь свою // И за кого умрет.