Вслед за певчими приехал нанятый Тамарой катафалк о двух лошадях, черный, с
белыми султанами, и при нем пять факельщиков. Они же привезли с собой глазетовый
белый гроб и пьедестал для него, обтянутый черным
коленкором. Не спеша, привычно-ловкими движениями, они уложили покойницу в гроб, покрыли ее лицо кисеей, занавесили труп парчой и зажгли свечи: одну в изголовье и две в ногах.
Прелестный вид, представившийся глазам его, был общий, губернский, форменный: плохо выкрашенная каланча, с подвижным полицейским солдатом наверху, первая бросилась в глаза; собор древней постройки виднелся из-за длинного и, разумеется, желтого здания присутственных мест, воздвигнутого в известном штиле; потом две-три приходские церкви, из которых каждая представляла две-три эпохи архитектуры: древние византийские стены украшались греческим порталом, или готическими окнами, или тем и другим вместе; потом дом губернатора с сенями, украшенными жандармом и двумя-тремя просителями из бородачей; наконец, обывательские дома, совершенно те же, как во всех наших городах, с чахоточными колоннами, прилепленными к самой стене, с мезонином, не обитаемым зимою от итальянского окна во всю стену, с флигелем, закопченным, в котором помещается дворня, с конюшней, в которой хранятся лошади; дома эти, как водится, были куплены вежливыми кавалерами на дамские имена; немного наискось тянулся гостиный двор,
белый снаружи, темный внутри, вечно сырой и холодный; в нем можно было все найти —
коленкоры, кисеи, пиконеты, — все, кроме того, что нужно купить.
На грязных и невысоких окнах стояли прекрасные цветы; мебель, вряд ли обитую чем-нибудь, покрывали из толстого
коленкора белые чехлы; некрашеный пол был вымыт, как стеклышко.
На кровати был двуспальный, еще не обновленный, новокупленный матрас, чистое
белье, четыре подушки в розовом
коленкоре, а сверху в кисейных чехлах, обшитых рюшем.