Неточные совпадения
И старший сын перестал хозяйничать, и деревню сселили, а лозина все росла на чистом поле. Чужие мужики ездили, рубили ее — опа все росла. Грозой
ударило в лозину; она справилась боковыми сучьями, и все росла и цвела. Один мужик хотел срубить ее на колоду, да бросил; она была дюже гнила. Лозина свалилась на
бок и держалась только одним
боком, а все росла, и все каждый год прилетали пчелы обирать с ее цветов поноску.
Ермак и говорит: «Ну, слушай, ребята! Вот как делать. Они еще нас всех не видали. Разобьемтесь мы на три кучки. Одни
в середину прямо на них пойдут, а другие две кучки
в обход зайдут справа и слева. Вот как станут средние подходить, они подумают, что мы все тут, — выскочат. А тогда с
боков и
ударим. Так-то, ребята. А этих перебьем, уж бояться некого. Царями сами будем».
Я сижу скорчившись, еле живой, окоченев в моей шубе, а кто-то стоит надо мной, будит меня, громко ругая и больно
ударяя меня в бок носком правой ноги.
Оба не договорили… Началось то другое, чего он боялся, чтò разрывало сразу всё, что они говорили. Я бросился к ней, всё еще скрывая кинжал, чтобы он не помешал мне
ударить ее в бок под грудью. Я выбрал это место с самого начала. В ту минуту, как я бросился к ней, он увидал, и, чего я никак не ждал от него, он схватил меня за руку и крикнул:
Тогда один из цыган, дюжий, рослый мужчина в оборванных плисовых шароварах и синем длинном балахоне с цветными полотняными заплатами, подбежал к пегашке, раздвинул ей губы, потом поочередно поднял ей одну ногу за другой и,
ударив ее в бок сапогом, как бы для окончательного испытания, сказал товарищам:
Неточные совпадения
Он еще крепко обнял женщину, наскоро отер слезы и вскочил на лошадь. Он
ударил ее по
бокам и исчез
в облаке пыли; за ним с двух сторон отчаянно бросились вдогонку три дворняжки и залились лаем.
— Хнычешь, чего ты хнычешь, дурак, духгак! Вот тебе! — и он бьет меня, он больно
ударяет меня кулаком
в спину,
в бок, все больней и больней, и… и я вдруг открываю глаза…
Тут бы на дно, а он перекинет на другой
бок, поднимет и поставит на минуту прямо, потом
ударит сверху и погрузит судно
в хлябь.
Это минуты, когда все инстинкты самосохранения восстают
в нем разом и он, спасая себя, глядит на вас пронизывающим взглядом, вопрошающим и страдающим, ловит и изучает вас, ваше лицо, ваши мысли, ждет, с которого
боку вы
ударите, и создает мгновенно
в сотрясающемся уме своем тысячи планов, но все-таки боится говорить, боится проговориться!
Бабы
в клетчатых паневах швыряли щепками
в недогадливых или слишком усердных собак; хромой старик с бородой, начинавшейся под самыми глазами, оторвал недопоенную лошадь от колодезя,
ударил ее неизвестно за что по
боку, а там уже поклонился.