Неточные совпадения
Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не
то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священым и важным
то, что накануне получена была за номером с печатью и заголовком бумага о
том, чтобы к 9-ти часам утра были доставлены в нынешний
день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта — две женщины и один мужчина.
И женщина эта вовлекла его в связь, которая с каждым
днем делалась для Нехлюдова всё более и более захватывающей и вместе с
тем всё более и более отталкивающей.
С прямотой и решительностью молодости он не только говорил о
том, что земля не может быть предметом частной собственности, и не только в университете писал сочинение об этом, но и на
деле отдал тогда малую часть земли (принадлежавшей не его матери, а по наследству от отца ему лично) мужикам, не желая противно своим убеждениям владеть землею.
На всех был, — несмотря на
то, что многих это оторвало от
дела и что они говорили, что тяготятся этим, — на всех был отпечаток некоторого удовольствия сознания совершения общественного важного
дела.
Он рассказывал про
тот удивительный оборот, который умел дать
делу знаменитый адвокат и по которому одна из сторон, старая барыня, несмотря на
то, что она была совершенно права, должна будет ни за что заплатить большие деньги противной стороне.
Несмотря на
то, что Нехлюдов приехал поздно, пришлось долго дожидаться. Задерживал
дело до сих пор неприехавший один из членов суда.
И потому ему хотелось начать и кончить раньше заседание нынешнего
дня с
тем, чтобы до шести успеть посетить эту рыженькую Клару Васильевну, с которой у него прошлым летом на даче завязался роман.
Они провожали товарища, много пили и играли до 2 часов, а потом поехали к женщинам в
тот самый дом, в котором шесть месяцев
тому назад еще была Маслова, так что именно
дело об отравлении он не успел прочесть и теперь хотел пробежать его.
Он также поспешно, с портфелем под мышкой, и так же махая рукой, прошел к своему месту у окна и тотчас же погрузился в чтение и пересматривание бумаг, пользуясь каждой минутой для
того, чтобы приготовиться к
делу.
Сущность
дела об отравлении он знал в общих чертах и составил уже план речи, но ему нужны были еще некоторые данные, и их
то он теперь поспешно и выписывал из
дела.
Теперь он не без удовольствия познакомился с знаменитым адвокатом, внушавшим ему большое уважение
тем, что за одно только
дело старушки с огромными цветами на шляпке он получил десять тысяч рублей.
Председатель, с выражением
того, что это
дело теперь окончено, переложил локоть руки, в которой он держал бумагу, на другое место и обратился к Евфимье Бочковой.
— Евфимья Бочкова, вы обвиняетесь в
том, что 17-го января 188* года в гостинице «Мавритания», вместе с Симоном Картинкиным и Екатериной Масловой, похитили у купца Смелькова из его чемодана его деньги и перстень и,
разделив похищенное между собой, опоили, для скрытия своего преступления, купца Смелькова ядом, от которого последовала eго смерть. Признаете ли вы себя виновной?
Нехлюдов в это лето у тетушек переживал
то восторженное состояние, когда в первый раз юноша не по чужим указаниям, а сам по себе познает всю красоту и важность жизни и всю значительность
дела, предоставленного в ней человеку, видит возможность бесконечного совершенствования и своего и всего мира и отдается этому совершенствованию не только с надеждой, но и с полной уверенностью достижения всего
того совершенства, которое он воображает себе.
Дела не было никакого, кроме
того, чтобы в прекрасно сшитом и вычищенном не самим, а другими людьми мундире, в каске, с оружием, которое тоже и сделано, и вычищено, и подано другими людьми, ездить верхом на прекрасной, тоже другими воспитанной и выезженной и выкормленной лошади на ученье или смотр с такими же людьми, и скакать, и махать шашками, стрелять и учить этому других людей.
Ах, если бы всё это остановилось на
том чувстве, которое было в эту ночь! «Да, всё это ужасное
дело сделалось уже после этой ночи Светло-Христова Воскресения!» думал он теперь, сидя у окна в комнате присяжных.
Несмотря на
то, что он не переставал караулить ее, ему ни разу не удалось один на один встретить ее в этот
день.
В душе Нехлюдова в этот последний проведенный у тетушек
день, когда свежо было воспоминание ночи, поднимались и боролись между собой два чувства: одно — жгучие, чувственные воспоминания животной любви, хотя и далеко не давшей
того, что она обещала, и некоторого самодовольства достигнутой цели; другое — сознание
того, что им сделано что-то очень дурное, и что это дурное нужно поправить, и поправить не для нее, а для себя.
Потом, после допроса сторон, как они хотят спрашивать: под присягой или нет, опять, с трудом передвигая ноги, пришел
тот же старый священник и опять так же, поправляя золотой крест на шелковой груди, с таким же спокойствием и уверенностью в
том, что он делает вполне полезное и важное
дело, привел к присяге свидетелей и эксперта.
Ее спросили о
том, что она знает по этому
делу.
Он отвергал показание Масловой о
том, что Бочкова и Картинкин были с ней вместе, когда она брала деньги, настаивая на
том, что показание ее, как уличенной отравительницы, не могло иметь веса. Деньги, 2500 рублей, говорил адвокат, могли быть заработаны двумя трудолюбивыми и честными людьми, получавшими иногда в
день по 3 и 5 рублей от посетителей. Деньги же купца были похищены Масловой и кому-либо переданы или даже потеряны, так как она была не в нормальном состоянии. Отравление совершила одна Маслова.
Когда он мямлил о жестокости мужчин и беспомощности женщин,
то председатель, желая облегчить его, попросил его держаться ближе сущности
дела.
Прежде изложения
дела он очень долго объяснял присяжным, с приятной домашней интонацией,
то, что грабеж есть грабеж, а воровство есть воровство, и что похищение из запертого места есть похищение из запертого места, а похищение из незапертого места есть похищение из незапертого места.
— Обстоятельства
дела этого следующие, — начал он и повторил всё
то, что несколько раз уже было сказано и защитниками, и товарищем прокурора, и свидетелями.
Ему всё хотелось не верить в
то, что
то, что было перед ним, было его
дело.
— Главное
дело в
том, что прислуга не могла знать о деньгах, если бы Маслова не была с ними согласна, — сказал приказчик еврейского типа.
А между
тем он чувствовал, что не может оставить
дело так, и должен возражать.
— Господин председатель, — сказал Нехлюдов, подходя к нему в
ту минуту, как
тот уже надел светлое пальто и брал палку с серебряным набалдашником, подаваемую швейцаром, — могу я поговорить с вами о
деле, которое сейчас решилось? Я — присяжный.
— Хотя я и устал… но если недолго,
то скажите мне ваше
дело, — пойдемте сюда.
— Прежде всего я буду вас просить, — сказал Нехлюдов, — о
том, чтобы никто не знал, что я принимаю участие в этом
деле.
Она молча, вопросительно посмотрела на него, и ему стало совестно. «В самом
деле, приехать к людям для
того, чтобы наводить на них скуку», подумал он о себе и, стараясь быть любезным, сказал, что с удовольствием пойдет, если княгиня примет.
Слушая
то Софью Васильевну,
то Колосова, Нехлюдов видел, во-первых, что ни Софье Васильевне ни Колосову нет никакого
дела ни до драмы ни друг до друга, а что если они говорят,
то только для удовлетворения физиологической потребности после еды пошевелить мускулами языка и горла; во-вторых,
то, что Колосов, выпив водки, вина, ликера, был немного пьян, не так пьян, как бывают пьяны редко пьющие мужики, но так, как бывают пьяны люди, сделавшие себе из вина привычку.
«Plutôt une affaire d’amour sale», [Скорее
дело, в котором замешана грязная любовь, — непереводимый каламбур.] хотела сказать и не сказала Мисси, глядя перед собой с совершенно другим, потухшим лицом, чем
то, с каким она смотрела на него, но она не сказала даже Катерине Алексеевне этого каламбура дурного тона, а сказала только.
И он вспомнил, как за
день до смерти она взяла его сильную белую руку своей костлявой чернеющей ручкой, посмотрела ему в глаза и сказала: «Не суди меня, Митя, если я не
то сделала», и на выцветших от страданий глазах выступили слезы.
И он вдруг понял, что
то отвращение, которое он в последнее время чувствовал к людям, и в особенности нынче, и к князю, и к Софье Васильевне, и к Мисси, и к Корнею, было отвращение к самому себе. И удивительное
дело: в этом чувстве признания своей подлости было что-то болезненное и вместе радостное и успокоительное.
С
тех пор и до нынешнего
дня прошел длинный период без чистки, и потому никогда еще он не доходил до такого загрязнения, до такого разлада между
тем, чего требовала его совесть, и
той жизнью, которую он вел, и он ужаснулся, увидев это расстояние.
Но увидав
то, что и крик ее был принят также как нечто естественное, ожидаемое и не могущее изменить
дела, она заплакала, чувствуя, что надо покориться
той жестокой и удивившей ее несправедливости, которая была произведена над ней.
В
то время как она сидела в арестантской, дожидаясь суда, и в перерывах заседания она видела, как эти мужчины, притворяясь, что они идут за другим
делом, проходили мимо дверей или входили в комнату только затем, чтобы оглядеть ее.
Через несколько минут Маслова оживилась и бойко рассказывала про суд, передразнивая прокурора, и
то, что особенно поразило ее в суде. В суде все смотрели на нее с очевидным удовольствием, рассказывала она, и
то и
дело нарочно для этого заходили в арестантскую.
Первое чувство, испытанное Нехлюдовым на другой
день, когда он проснулся, было сознание
того, что с ним что-то случилось, и прежде даже чем он вспомнил, что случилось, он знал уже, что случилось что-то важное и хорошее.
Давно он не встречал
дня с такой энергией. Вошедшей к нему Аграфене Петровне он тотчас же с решительностью, которой он сам не ожидал от себя, объявил, что не нуждается более в этой квартире и в ее услугах. Молчаливым соглашением было установлено, что он держит эту большую и дорогую квартиру для
того, чтобы в ней жениться. Сдача квартиры, стало быть, имела особенное значение. Аграфена Петровна удивленно посмотрела на него.
— Это мое
дело. А если вы про себя думаете,
то тò, что мама желала…
Удивительное
дело: с
тех пор как Нехлюдов понял, что дурен и противен он сам себе, с
тех пор другие перестали быть противными ему; напротив, он чувствовал и к Аграфене Петровне и к Корнею ласковое и уважительное чувство. Ему хотелось покаяться и перед Корнеем, но вид Корнея был так внушительно-почтителен, что он не решился этого сделать.
Когда же он, больной и испорченный от нездоровой работы, пьянства, разврата, одурелый и шальной, как во сне, шлялся без цели по городу и сдуру залез в какой-то сарай и вытащил оттуда никому ненужные половики, мы все достаточные, богатые, образованные люди, не
то что позаботились о
том, чтобы уничтожить
те причины, которые довели этого мальчика до его теперешнего положения, а хотим поправить
дело тем, что будем казнить этого мальчика.
— Так-с. Если она приговорена только вчера, — сказал прокурор, не обращая никакого внимания на заявление Нехлюдова о невинности Масловой, —
то до объявления приговора в окончательной форме она должна всё-таки находиться в доме предварительного заключения. Свидания там разрешаются только в определенные
дни. Туда вам и советую обратиться.
Действительно, Екатерина Маслова находилась там. Прокурор забыл, что месяцев шесть
тому назад жандармами, как видно, было возбуждено раздутое до последней степени политическое
дело, и все места дома предварительного заключения были захвачены студентами, врачами, рабочими, курсистками и фельдшерицами.
Измученная, мокрая, грязная, она вернулась домой, и с этого
дня в ней начался
тот душевный переворот, вследствие которого она сделалась
тем, чем была теперь.
Всё было странно Нехлюдову, и страннее всего
то, что ему приходилось благодарить и чувствовать себя обязанным перед смотрителем и старшим надзирателем, перед людьми, делавшими все
те жестокие
дела, которые делались в этом доме.
Мировоззрение это состояло в
том, что главное благо всех мужчин, всех без исключения — старых, молодых, гимназистов, генералов, образованных, необразованных, — состоит в половом общении с привлекательными женщинами, и потому все мужчины, хотя и притворяются, что заняты другими
делами, в сущности желают только одного этого.
На обоих лицах было
то выражение, какое бывает на лицах людей, только что сделавших выгодное, но не совсем хорошее
дело.