Неточные совпадения
И околоточный
сказал ей, что она может жить
так, только получив желтый билет и подчинившись осмотру.
—
Так я ей
скажу подождать,—и Аграфена Петровна, захватив лежавшую не на месте щеточку для сметания со стола и переложив ее на другое место, выплыла из столовой.
— Уголовное отделение.
Так бы и
сказали. Сюда направо, потом налево и вторая дверь.
Жена
сказала, что если
так, то и обеда не будет, чтобы он и не ждал обеда дома.
— Ну, хорошо, отравление,
так отравление, —
сказал председатель, сообразив, что это
такое дело, которое можно кончить до 4-х часов, а потом уехать. — А Матвея Никитича нет?
— Я
сказал, что не могу, —
сказал товарищ прокурора, — зa отсутствием свидетелей,
так и заявлю суду.
— Не могу, —
сказал товарищ прокурора и,
так же махая рукой, пробежал в свой кабинет.
—
Так что, видно, в кабачок поедем, —
сказал шурин смеясь.
— Правую руку поднимите, а персты сложите
так вот, —
сказал он медленно старческим голосом, поднимая пухлую руку с ямочками над каждым пальцем и складывая эти пальцы в щепоть.
Бочковой было 43 года, звание — коломенская мещанка, занятие — коридорная в той же гостинице «Мавритания». Под судом и следствием не была, копию с обвинительного акта получила. Ответы свои выговаривала Бочкова чрезвычайно смело и с
такими интонациями, точно она к каждому ответу приговаривала: «да, Евфимия, и Бочкова, копию получила, и горжусь этим, и смеяться никому не позволю». Бочкова, не дожидаясь того, чтобы ей
сказали сесть, тотчас же села, как только кончились вопросы.
— Вы
так и должны были
сказать, — опять-таки особенно мягко
сказал председатель. — Отчество как?
— Вы после
скажете, —
сказал опять
так же мягко и твердо председатель. —
Так вы не признаете себя виновной?
— Очень хорошо, —
сказал председатель, очевидно довольный достигнутыми результатами. —
Так расскажите, как было дело, —
сказал он, облокачиваясь на спинку и кладя обе руки на стол. — Расскажите всё, как было. Вы можете чистосердечным признанием облегчить свое положение.
— Поблагодарите тетушку. А как я рад, что приехал, —
сказал Нехлюдов, чувствуя, что на душе у него становится
так же светло и умильно, как бывало прежде.
— Христос воскресе! —
сказала Матрена Павловна, склоняя голову и улыбаясь, с
такой интонацией, которая говорила, что нынче все равными, обтерев рот свернутым мышкой платком, она потянулась к нему губами.
«Что же это: большое счастье или большое несчастье случилось со мной?» спрашивал он себя. «Всегда
так, все
так»,
сказал он себе и пошел спать.
— То-то ты
так вдруг полюбил тетушек, —
сказал ему Шенбок, увидав Катюшу, — что неделю живешь у них. Это и я на твоем месте не уехал бы. Прелесть!
— Купец был уже в экстазе, — слегка улыбаясь, говорила Китаева, — и у нас продолжал пить и угощать девушек; но
так как у него не достало денег, то он послал к себе в номер эту самую Любашу, к которой он получил предилекция, —
сказала она, взглянув на подсудимую.
Казалось, всё было сказано. Но председатель никак не мог расстаться с своим правом говорить —
так ему приятно было слушать внушительные интонации своего голоса — и нашел нужным еще
сказать несколько слов о важности того права, которое дано присяжным, и о том, как они должны с вниманием и осторожностью пользоваться этим правом и не злоупотреблять им, о том, что они принимали присягу, что они — совесть общества, и что тайна совещательной комнаты должна быть священна, и т. д., и т. д.
— Тоже мерзавки эти девчонки, —
сказал приказчик и в подтверждение мнения о том, что главная виновница Маслова, рассказал, как одна
такая украла на бульваре часы у его товарища.
Старшина думал, что он не понимает, и объяснил ему, что по всему несомненно, что Картинкин и Бочкова виновны, но артельщик отвечал, что он понимает, но что всё лучше пожалеть. «Мы сами не святые», —
сказал он и
так и остался при своем мнении.
Когда же зашла речь об ее участии в отравлении, то горячий заступник ее, купец,
сказал, что надо признать ее невиновной,
так как ей не зa чем было отравлять его.
Старшина же
сказал, что нельзя признать ее невиновной,
так как она сама созналась, что дала порошок.
— Она и опиумом могла лишить жизни, —
сказал полковник, любивший вдаваться в отступления, и начал при этом случае рассказывать о том, что у его шурина жена отравилась опиумом и умерла бы, если бы не близость доктора и принятые во время меры. Полковник рассказывал
так внушительно, самоуверенно и с
таким достоинством, что ни у кого не достало духа перебить его. Только приказчик, заразившись примером, решился перебить его, чтобы рассказать свою историю.
То, а не другое решение принято было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший
так долго свое резюме, в этот раз упустил
сказать то, что он всегда говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они могут
сказать: «да—виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, потому, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов был
так взволнован, что не заметил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить жизни и думал, что оговорка: «без умысла ограбления» уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович не был в комнате, он выходил в то время, как старшина перечел вопросы и ответы, и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором всё скорей кончается.
— Да ведь
так решили, —
сказал старшина.
— Да, да, —
сказал он, доставая папироску, и
таким тоном, который явно говорил, что ему не хотелось бы итти.
— Когда мама устанет и прогонит вас, приходите ко мне, —
сказала она, обращаясь к Колосову и Нехлюдову
таким тоном, как будто ничего не произошло между ними, и, весело улыбнувшись, неслышно шагая по толстому ковру, вышла из комнаты.
— Ну, здравствуйте, мой друг, садитесь и рассказывайте, —
сказала княгиня Софья Васильевна с своей искусной, притворной, совершенно похожей на натуральную, улыбкой, открывавшей прекрасные длинные зубы, чрезвычайно искусно сделанные, совершенно
такие же, какими были настоящие. — Мне говорят, что вы приехали из суда в очень мрачном настроении. Я думаю, что это очень тяжело для людей с сердцем, —
сказала она по-французски.
— А помните, как вы говорили, что надо всегда говорить правду, и как вы тогда всем нам говорили
такие жестокие правды. Отчего же теперь вы не хотите
сказать? Помнишь, Мисси? — обратилась Катерина Алексеевна к вышедшей к ним Мисси.
— Не поправляйтесь, а лучше
скажите, чем же мы
так дурны, —
сказала Катерина Алексеевна, играя словами и как бы не замечая серьезности Нехлюдова.
Если бы Мисси должна была объяснить, что она разумеет под словами: «после всего, что было», она не могла бы ничего
сказать определенного, а между тем она несомненно знала, что он не только вызвал в ней надежду, но почти обещал ей. Всё это были не определенные слова, но взгляды, улыбки, намеки, умолчания. Но она всё-таки считала его своим, и лишиться его было для нее очень тяжело.
Он чувствовал, что формально, если можно
так выразиться, он был прав перед нею: он ничего не
сказал ей
такого, что бы связывало его, не делал ей предложения, но по существу он чувствовал, что связал себя с нею, обещал ей, а между тем нынче он почувствовал всем существом своим, что не может жениться на ней.
Маслова хотела
сказать, что ее привели из суда, но она
так устала, что ей лень было говорить.
— Э, эхма! Вернулась. А я
таки думала, что оправят, —
сказала она своим хриплым, басистым, почти мужским голосом. — Видно, закатали.
— Четыре, —
сказала Маслова, и слезы полились
так обильно из ее глаз, что одна попала на папиросу.
— Видно, у них всё
так, —
сказала корчемница и, вглядевшись в голову девочки, положила чулок подле себя, притянула к себе девочку между ног и начала быстрыми пальцами искать ей в голове. — «Зачем вином торгуешь?» А чем же детей кормить? — говорила она, продолжая свое привычное дело.
И он вспомнил свое вчерашнее намерение всё
сказать ее мужу, покаяться перед ним и выразить готовность на всякое удовлетворение. Но нынче утром это показалось ему не
так легко, как вчера. «И потом зачем делать несчастным человека, если он не знает? Если он спросит, да, я
скажу ему. Но нарочно итти говорить ему? Нет, это ненужно».
Так же трудно показалось нынче утром
сказать всю правду Мисси. Опять нельзя было начинать говорить, — это было бы оскорбительно. Неизбежно должно было оставаться, как и во многих житейских отношениях, нечто подразумеваемое. Одно он решил нынче утром: он не будет ездить к ним и
скажет правду, если спросят его.
— Это ваша добрая воля, только вины вашей тут особенной нет. Со всеми бывает, и если с рассудком, то всё это заглаживается и забывается, и живут, —
сказала Аграфена Петровна строго и серьезно, — и вам это на свой счет брать не к чему. Я и прежде слышала, что она сбилась с пути,
так кто же этому виноват?
И когда он представлял себе только, как он увидит ее, как он
скажет ей всё, как покается в своей вине перед ней, как объявит ей, что он сделает всё, что может, женится на ней, чтобы загладить свою вину, —
так особенное восторженное чувство охватывало его, и слезы выступали ему на глаза.
— Так-с, —
сказал прокурор и, подняв глаза, внимательно оглядел Нехлюдова. — Дело ее слушалось или еще нет?
— Так-с. Если она приговорена только вчера, —
сказал прокурор, не обращая никакого внимания на заявление Нехлюдова о невинности Масловой, — то до объявления приговора в окончательной форме она должна всё-таки находиться в доме предварительного заключения. Свидания там разрешаются только в определенные дни. Туда вам и советую обратиться.
— Да? Вот как! —
сказал прокурор. — Это действительно очень исключительный случай. Вы, кажется, гласный красноперского земства? — спросил прокурор, как бы вспоминая, что он слышал прежде про этого Нехлюдова, теперь заявлявшего
такое странное решение.
— Конечно, нет, — чуть заметно улыбаясь и нисколько не смущаясь,
сказал прокурор, — но ваше желание
так необыкновенно и
так выходит из обычных форм…
— Так-с, —
сказал прокурор всё с той же чуть заметной улыбкой, как бы показывая этой улыбкой то, что
такие заявления знакомы ему и принадлежат к известному ему забавному разряду. — Так-с, но вы, очевидно, понимаете, что я, как прокурор суда, не могу согласиться с вами. И потому советую вам заявить об этом на суде, и суд разрешит ваше заявление и признает его уважительным или неуважительным и в последнем случае наложит на вас взыскание. Обратитесь в суд.
—
Так он мне
сказал… и в каком-то странном возбуждении.
Еще не успели за ним затворить дверь, как опять раздались всё те же бойкие, веселые звуки,
так не шедшие ни к месту, в котором они производились, ни к лицу жалкой девушки,
так упорно заучивавшей их. На дворе Нехлюдов встретил молодого офицера с торчащими нафабренными усами и спросил его о помощнике смотрителя. Это был сам помощник. Он взял пропуск, посмотрел его и
сказал, что по пропуску в дом предварительного заключения он не решается пропустить сюда. Да уж и поздно..
То, что он искал свидания с ней и
сказал про свое намерение прокурору и был в двух тюрьмах, готовясь увидать ее,
так взволновало его, что он долго не мог успокоиться.
И никому из присутствующих, начиная с священника и смотрителя и кончая Масловой, не приходило в голову, что тот самый Иисус, имя которого со свистом
такое бесчисленное число раз повторял священник, всякими странными словами восхваляя его, запретил именно всё то, что делалось здесь; запретил не только
такое бессмысленное многоглаголание и кощунственное волхвование священников-учителей над хлебом и вином, но самым определенным образом запретил одним людям называть учителями других людей, запретил молитвы в храмах, а велел молиться каждому в уединении, запретил самые храмы,
сказав, что пришел разрушить их, и что молиться надо не в храмах, а в духе и истине; главное же, запретил не только судить людей и держать их в заточении, мучать, позорить, казнить, как это делалось здесь, а запретил всякое насилие над людьми,
сказав, что он пришел выпустить плененных на свободу.