Неточные совпадения
Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не
то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священым и важным
то, что накануне получена была за номером
с печатью и заголовком бумага о
том,
чтобы к 9-ти часам утра были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта — две женщины и один мужчина.
Гордость его не мирилась
с тем,
чтобы она даже в прошедшем могла любить не его.
И потому ему хотелось начать и кончить раньше заседание нынешнего дня
с тем,
чтобы до шести успеть посетить эту рыженькую Клару Васильевну,
с которой у него прошлым летом на даче завязался роман.
Он также поспешно,
с портфелем под мышкой, и так же махая рукой, прошел к своему месту у окна и тотчас же погрузился в чтение и пересматривание бумаг, пользуясь каждой минутой для
того,
чтобы приготовиться к делу.
То же, что труд его в суде, состоящий в
том,
чтобы приводить людей к присяге над Евангелием, в котором прямо запрещена присяга, был труд нехороший, никогда не приходило ему в голову, и он не только не тяготился этим, но любил это привычное занятие, часто при этом знакомясь
с хорошими господами.
Права их, по его словам, состояли в
том, что они могут спрашивать подсудимых через председателя, могут иметь карандаш и бумагу и могут осматривать вещественные доказательства. Обязанность состояла в
том,
чтобы они судили не ложно, а справедливо. Ответственность же их состояла в
том, что в случае несоблюдения тайны совещаний и установления сношений
с посторонними они подвергались наказанию.
Бочковой было 43 года, звание — коломенская мещанка, занятие — коридорная в
той же гостинице «Мавритания». Под судом и следствием не была, копию
с обвинительного акта получила. Ответы свои выговаривала Бочкова чрезвычайно смело и
с такими интонациями, точно она к каждому ответу приговаривала: «да, Евфимия, и Бочкова, копию получила, и горжусь этим, и смеяться никому не позволю». Бочкова, не дожидаясь
того,
чтобы ей сказали сесть, тотчас же села, как только кончились вопросы.
Далее показала, что она при вторичном своем приезде в номер купца Смелькова действительно дала ему, по наущению Картинкина, выпить в коньяке каких-то порошков, которые она считала усыпительными,
с тем,
чтобы купец заснул и поскорее отпустил ее.
Председатель шептался в это время
с членом налево и не слыхал
того, что говорила Маслова, но для
того,
чтобы показать, что он всё слышал, он повторил ее последние слова.
Тетушка Марья Ивановна боялась
того,
чтобы Дмитрий не вступил в связь
с Катюшей.
Дела не было никакого, кроме
того,
чтобы в прекрасно сшитом и вычищенном не самим, а другими людьми мундире, в каске,
с оружием, которое тоже и сделано, и вычищено, и подано другими людьми, ездить верхом на прекрасной, тоже другими воспитанной и выезженной и выкормленной лошади на ученье или смотр
с такими же людьми, и скакать, и махать шашками, стрелять и учить этому других людей.
Дороги до церкви не было ни на колесах ни на санях, и потому Нехлюдов, распоряжавшийся как дома у тетушек, велел оседлать себе верхового, так называемого «братцева» жеребца и, вместо
того чтобы лечь спать, оделся в блестящий мундир
с обтянутыми рейтузами, надел сверху шинель и поехал на разъевшемся, отяжелевшем и не перестававшем ржать старом жеребце, в темноте, по лужам и снегу, к церкви.
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему,
с сознанием этого поступка, нельзя не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям, не говоря уже о
том,
чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно было считать себя таким для
того,
чтобы продолжать бодро и весело жить. А для этого было одно средство: не думать об этом. Так он и сделал.
Товарищ прокурора говорил очень долго,
с одной стороны стараясь вспомнить все
те умные вещи, которые он придумал,
с другой стороны, главное, ни на минуту не остановиться, а сделать так,
чтобы речь его лилась, не умолкая, в продолжение часа
с четвертью.
Смысл его речи, за исключением цветов красноречия, был
тот, что Маслова загипнотизировала купца, вкравшись в его доверие, и, приехав в номер
с ключом за деньгами, хотела сама всё взять себе, но, будучи поймана Симоном и Евфимьей, должна была поделиться
с ними. После же этого,
чтобы скрыть следы своего преступления, приехала опять
с купцом в гостиницу и там отравила его.
Не отрицая
того, что Маслова участвовала в похищении денег, он только настаивал на
том, что она не имела намерения отравить Смелькова, а дала порошок только
с тем,
чтобы он заснул.
— Она и опиумом могла лишить жизни, — сказал полковник, любивший вдаваться в отступления, и начал при этом случае рассказывать о
том, что у его шурина жена отравилась опиумом и умерла бы, если бы не близость доктора и принятые во время меры. Полковник рассказывал так внушительно, самоуверенно и
с таким достоинством, что ни у кого не достало духа перебить его. Только приказчик, заразившись примером, решился перебить его,
чтобы рассказать свою историю.
Она молча, вопросительно посмотрела на него, и ему стало совестно. «В самом деле, приехать к людям для
того,
чтобы наводить на них скуку», подумал он о себе и, стараясь быть любезным, сказал, что
с удовольствием пойдет, если княгиня примет.
Мисси очень хотела выйти замуж, и Нехлюдов был хорошая партия. Кроме
того, он нравился ей, и она приучила себя к мысли, что он будет ее (не она будет его, а он ее), и она
с бессознательной, но упорной хитростью, такою, какая бывает у душевно больных, достигала своей цели. Она заговорила
с ним теперь,
чтобы вызвать его на объяснение.
Давно он не встречал дня
с такой энергией. Вошедшей к нему Аграфене Петровне он тотчас же
с решительностью, которой он сам не ожидал от себя, объявил, что не нуждается более в этой квартире и в ее услугах. Молчаливым соглашением было установлено, что он держит эту большую и дорогую квартиру для
того,
чтобы в ней жениться. Сдача квартиры, стало быть, имела особенное значение. Аграфена Петровна удивленно посмотрела на него.
Она прежде сама верила в добро и в
то, что люди верят в него, но
с этой ночи убедилась, что никто не верит в это, и что всё, что говорят про Бога и добро, всё это делают только для
того,
чтобы обманывать людей.
Если бы не было этой веры, им не только труднее, но, пожалуй, и невозможно бы было все свои силы употреблять на
то,
чтобы мучать людей, как они это теперь делали
с совершенно спокойной совестью.
— Беспременно скажи про нас, — говорила ей старуха Меньшова, в
то время как Маслова оправляла косынку перед зepкалом
с облезшей наполовину ртутью, — не мы зажгли, а он сам, злодей, и работник видел; он души не убьет. Ты скажи ему,
чтобы он Митрия вызвал. Митрий всё ему выложит, как на ладонке; а
то что ж это, заперли в зàмок, а мы и духом не слыхали, а он, злодей, царствует
с чужой женой, в кабаке сидит.
Учительница эта обратилась к Нехлюдову
с просьбой дать ей денег, для
того чтобы ехать на курсы.
— Что ж, это можно, — сказал смотритель. — Ну, ты чего, — обратился он к девочке пяти или шести лет, пришедшей в комнату, и, поворотив голову так,
чтобы не спускать глаз
с Нехлюдова, направлявшейся к отцу. — Вот и упадешь, — сказал смотритель, улыбаясь на
то, как девочка, не глядя перед собой, зацепилась зa коврик и подбежала к отцу.
Нехлюдов слушал и вместе
с тем оглядывал и низкую койку
с соломенным тюфяком, и окно
с толстой железной решеткой, и грязные отсыревшие и замазанные стены, и жалкое лицо и фигуру несчастного, изуродованного мужика в котах и халате, и ему всё становилось грустнее и грустнее; не хотелось верить,
чтобы было правда
то, что рассказывал этот добродушный человек, — так было ужасно думать, что могли люди ни за что, только за
то, что его же обидели, схватить человека и, одев его в арестантскую одежду, посадить в это ужасное место.
А между
тем еще ужаснее было думать,
чтобы этот правдивый рассказ,
с этим добродушным лицом, был бы обман и выдумка.
Другое дело, о котором просила Богодуховская, состояло в
том,
чтобы выхлопотать содержащемуся в Петропавловской крепости Гуркевичу разрешение на свидание
с родителями и на получение научных книг, которые ему нужны были для его ученых занятий.
Чтобы избавиться от этих мыслей, он лег в свежую постель и хотел заснуть
с тем,
чтобы завтра, на свежую голову, решить вопросы, в которых он теперь запутался.
Земля же, которая так необходима ему, что люди мрут от отсутствия ее, обрабатывается этими же доведенными до крайней нужды людьми для
того,
чтобы хлеб
с нее продавался за границу и владельцы земли могли бы покупать себе шляпы, трости, коляски, бронзы и т.п.
После обеда Нехлюдов
с усилием усадил приказчика и, для
того,
чтобы проверить себя и вместе
с тем высказать кому-нибудь
то, что его так занимало, передал ему свой проект отдачи земли крестьянам и спрашивал его мнение об этом.
— Землю, по-моему, — сказал он, — нельзя ни продавать ни покупать, потому что если можно продавать ее,
то те, у кого есть деньги, скупят ее всю и тогда будут брать
с тех, у кого нет земли, что хотят, за право пользоваться землею. Будут брать деньги за
то,
чтобы стоять на земле, — прибавил он, пользуясь аргументом Спенсера.
Нехлюдов
с утра вышел из дома, выбрал себе недалеко от острога в первых попавшихся, очень скромных и грязноватых меблированных комнатах помещение из двух номеров и, распорядившись о
том,
чтобы туда были перевезены отобранные им из дома вещи, пошел к адвокату.
А
то сделают запрос в министерство юстиции, там ответят так,
чтобы скорее
с рук долой,
то есть отказать, и ничего не выйдет.
Молодой доктор, весь пропитанный карболовой кислотой, вышел к Нехлюдову в коридор и строго спросил его, что ему нужно. Доктор этот делал всякие послабления арестантам и потому постоянно входил в неприятные столкновения
с начальством тюрьмы и даже
с старшим доктором. Опасаясь
того,
чтобы Нехлюдов не потребовал от него чего-нибудь незаконного, и, кроме
того, желая показать, что он ни для каких лиц не делает исключений, он притворился сердитым.
— Надо просить о
том,
чтобы разрешили свиданье матери
с сыном, который там сидит. Но мне говорили, что это не от Кригсмута зависит, а от Червянского.
Он знал ее девочкой-подростком небогатого аристократического семейства, знал, что она вышла за делавшего карьеру человека, про которого он слыхал нехорошие вещи, главное, слышал про его бессердечность к
тем сотням и тысячам политических, мучать которых составляло его специальную обязанность, и Нехлюдову было, как всегда, мучительно тяжело
то, что для
того,
чтобы помочь угнетенным, он должен становиться на сторону угнетающих, как будто признавая их деятельность законною
тем, что обращался к ним
с просьбами о
том,
чтобы они немного, хотя бы по отношению известных лиц, воздержались от своих обычных и вероятно незаметных им самим жестокостей.
Под честностью же он разумел
то,
чтобы не брать
с частных лиц потихоньку взяток.
На другой день, только что Нехлюдов оделся и собирался спуститься вниз, как лакей принес ему карточку московского адвоката. Адвокат приехал по своим делам и вместе
с тем для
того,
чтобы присутствовать при разборе дела Масловой в Сенате, если оно скоро будет слушаться. Телеграмма, посланная Нехлюдовым, разъехалась
с ним. Узнав от Нехлюдова, когда будет слушаться дело Масловой и кто сенаторы, он улыбнулся.
Обязанность его состояла в
том,
чтобы содержать в казематах, в одиночных заключениях политических преступников и преступниц и содержать этих людей так, что половина их в продолжение 10 лет гибла, частью сойдя
с ума, частью умирая от чахотки и частью убивая себя: кто голодом, кто стеклом разрезая жилы, кто вешая себя, кто сжигаясь.
— У вас содержится некто Гуркевич. Так его мать просит о свидании
с ним или, по крайней мере, о
том,
чтобы можно было передать ему книги.
И он еще больше, чем на службе, чувствовал, что это было «не
то», а между
тем,
с одной стороны, не мог отказаться от этого назначения,
чтобы не огорчить
тех, которые были уверены, что они делают ему этим большое удовольствие, а
с другой стороны, назначение это льстило низшим свойствам его природы, и ему доставляло удовольствие видеть себя в зеркале в шитом золотом мундире и пользоваться
тем уважением, которое вызывало это назначение в некоторых людях.
Надо было, присутствуя при этих службах, одно из двух: или притворяться (чего он
с своим правдивым характером никогда не мог), что он верит в
то, во что не верит, или, признав все эти внешние формы ложью, устроить свою жизнь так,
чтобы не быть в необходимости участвовать в
том, что он считает ложью.
И только что он хотел осудить Mariette за ее легкомыслие, как она, заметив серьезное и чуть-чуть недовольное выражение его лица, тотчас же,
чтобы понравиться ему, — а ей этого захотелось
с тех пор, как она увидала его, — изменила не только выражение своего лица, но всё свое душевное настроение.
С ним случилось
то, что всегда случается
с людьми, обращающимися к науке не для
того,
чтобы играть роль в науке: писать, спорить, учить, а обращающимися к науке
с прямыми, простыми, жизненными вопросами; наука отвечала ему на тысячи равных очень хитрых и мудреных вопросов, имеющих связь
с уголовным законом, но только не на
тот, на который он искал ответа.
— Не понимаю, а если понимаю,
то не согласен. Земля не может не быть чьей-нибудь собственностью. Если вы ее разделите, — начал Игнатий Никифорович
с полной и спокойной уверенностью о
том, что Нехлюдов социалист и что требования теории социализма состоят в
том,
чтобы разделить всю землю поровну, а что такое деление очень глупо, и он легко может опровергнуть его, — если вы ее нынче разделите поровну, завтра она опять перейдет в руки более трудолюбивых и способных.
— Не могу согласиться, во-первых,
с тем,
чтобы преступники, так называемые политические, были казнимы потому, что они стоят выше среднего уровня. Большей частью это отбросы общества, столь же извращенные, хотя несколько иначе, как и
те преступные типы, которых вы считаете ниже среднего уровня.
— Не могу согласиться и
с тем,
чтобы суд имел целью поддержание существующего порядка. Суд преследует свои цели: или исправления…
Когда подводы тронулись, Нехлюдов сел на дожидавшегося его извозчика и велел ему обогнать партию
с тем,
чтобы рассмотреть среди нее, нет ли знакомых арестантов среди мужчин, и потом, среди женщин найдя Маслову, спросить у нее, получила ли она посланные ей вещи.
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать так,
чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми,
то возможно только одно решение: надо,
чтобы было
то самое, что есть, надо,
чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е.
чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться
с людьми, как
с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых,
чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так,
чтобы ответственность за последствия их поступков
с людьми не падала ни на кого отдельно.