Неточные совпадения
Так, в конторе губернской тюрьмы считалось священным и важным не то, что всем животным и людям даны умиление и радость весны, а считалось священым и важным то, что накануне получена
была за номером с печатью и заголовком бумага о том, чтобы к 9-ти часам утра
были доставлены в нынешний день, 28-го апреля, три содержащиеся в тюрьме подследственные арестанта — две
женщины и один мужчина.
Одна из этих
женщин, как самая важная преступница, должна
была быть доставлена отдельно.
На ногах
женщины были полотняные чулки, на чулках — острожные коты, голова
была повязана белой косынкой, из-под которой, очевидно умышленно,
были выпущены колечки вьющихся черных волос.
Всё лицо
женщины было той особенной белизны, которая бывает на лицах людей, проведших долгое время взаперти, и которая напоминает ростки картофеля в подвале.
История арестантки Масловой
была очень обыкновенная история. Маслова
была дочь незамужней дворовой
женщины, жившей при своей матери-скотнице в деревне у двух сестер-барышень помещиц. Незамужняя
женщина эта рожала каждый год, и, как это обыкновенно делается по деревням, ребенка крестили, и потом мать не кормила нежеланно появившегося, ненужного и мешавшего работе ребенка, и он скоро умирал от голода.
Старая барышня сделала выговор и за сливки и за то, что пустили родившую
женщину в скотную, и хотела уже уходить, как, увидав ребеночка, умилилась над ним и вызвалась
быть его крестной матерью.
Причина эта заключалась не в том, что он 10 лет тому назад соблазнил Катюшу и бросил ее, это
было совершенно забыто им, и он не считал это препятствием для своей женитьбы; причина эта
была в том, что у него в это самое время
была с замужней
женщиной связь, которая, хотя и
была разорвана теперь с его стороны, не
была еще признана разорванной ею.
Нехлюдов
был очень робок с
женщинами, но именно эта-то его робость и вызвала в этой замужней
женщине желание покорить его.
Женщина эта
была жена предводителя того уезда, на выборы которого ездил Нехлюдов.
В пользу женитьбы вообще
было, во-первых, то, что женитьба, кроме приятностей домашнего очага, устраняя неправильность половой жизни, давала возможность нравственной жизни; во-вторых, и главное, то, что Нехлюдов надеялся, что семья, дети дадут смысл его теперь бессодержательной жизни. Это
было за женитьбу вообще. Против же женитьбы вообще
было, во-первых, общий всем немолодым холостякам страх за лишение свободы и, во-вторых, бессознательный страх перед таинственным существом
женщины.
Они провожали товарища, много
пили и играли до 2 часов, а потом поехали к
женщинам в тот самый дом, в котором шесть месяцев тому назад еще
была Маслова, так что именно дело об отравлении он не успел прочесть и теперь хотел пробежать его.
Старушка
была толстая
женщина в нарядном платье и с огромными цветами на шляпке.
Голова
женщины была повязана арестантской косынкой, лицо
было серо-белое, без бровей и ресниц, но с красными глазами.
«Да не может
быть», продолжал себе говорить Нехлюдов, и между тем он уже без всякого сомнения знал, что это
была она, та самая девушка, воспитанница-горничная, в которую он одно время
был влюблен, именно влюблен, а потом в каком-то безумном чаду соблазнил и бросил и о которой потом никогда не вспоминал, потому что воспоминание это
было слишком мучительно, слишком явно обличало его и показывало, что он, столь гордый своей порядочностью, не только не порядочно, но прямо подло поступил с этой
женщиной.
В то время Нехлюдов, воспитанный под крылом матери, в 19 лет
был вполне невинный юноша. Он мечтал о
женщине только как о жене. Все же
женщины, которые не могли, по его понятию,
быть его женой,
были для него не
женщины, а люди. Но случилось, что в это лето, в Вознесенье, к тетушкам приехала их соседка с детьми: двумя барышнями, гимназистом и с гостившим у них молодым художником из мужиков.
Тогда
женщина представлялась таинственным и прелестным, именно этой таинственностью прелестным существом, — теперь значение
женщины, всякой
женщины, кроме своих семейных и жен друзей,
было очень определенное:
женщина была одним из лучших орудий испытанного уже наслаждения.
После же этих занятий считалось хорошим и важным, швыряя невидимо откуда-то получаемые деньги, сходиться
есть, в особенности
пить, в офицерских клубах или в самых дорогих трактирах; потом театры, балы,
женщины, и потом опять езда на лошадях, маханье саблями, скаканье и опять швырянье денег и вино, карты,
женщины.
В зале
были новые лица — свидетели, и Нехлюдов заметил, что Маслова несколько раз взглядывала, как будто не могла оторвать взгляда от очень нарядной, в шелку и бархате, толстой
женщины, которая, в высокой шляпе с большим бантом и с элегантным ридикюлем на голой до локтя руке, сидела в первом ряду перед решеткой. Это, как он потом узнал,
была свидетельница, хозяйка того заведения, в котором жила Маслова.
Речь товарища прокурора, по его мнению, должна
была иметь общественное значение, подобно тем знаменитым речам, которые говорили сделавшиеся знаменитыми адвокаты. Правда, что в числе зрителей сидели только три
женщины: швея, кухарка и сестра Симона и один кучер, но это ничего не значило. И те знаменитости так же начинали. Правило же товарища прокурора
было в том, чтобы
быть всегда на высоте своего положения, т. е. проникать вглубь психологического значения преступления и обнажать язвы общества.
— Я нынче
был присяжным, и мы осудили
женщину в каторжные работы — невинную. Меня это мучает.
Это
было тем более отвратительно, что в этой же комнате три месяца тому назад лежала эта
женщина, ссохшаяся, как мумия, и всё-таки наполнявшая мучительно тяжелым запахом, который ничем нельзя
было заглушить, не только всю комнату, но и весь дом.
Камера, в которой содержалась Маслова,
была длинная комната, в 9 аршин длины и 7 ширины, с двумя окнами, выступающею облезлой печкой и нарами с рассохшимися досками, занимавшими две трети пространства. В середине, против двери,
была темная икона с приклеенною к ней восковой свечкой и подвешенным под ней запыленным букетом иммортелек. За дверью налево
было почерневшее место пола, на котором стояла вонючая кадка. Поверка только что прошла, и
женщины уже
были заперты на ночь.
Всех обитательниц этой камеры
было пятнадцать: двенадцать
женщин и трое детей.
Было еще совсем светло, и только две
женщины лежали на нарах: одна, укрытая с головой халатом, — дурочка, взятая за бесписьменность, — эта всегда почти спала, — а другая — чахоточная, отбывавшая наказание за воровство.
Из тех трех
женщин, которые шили, одна
была та самая старуха, которая провожала Маслову, — Кораблева, мрачного вида, насупленная, морщинистая, с висевшим мешком кожи под подбородком, высокая, сильная
женщина, с короткой косичкой русых седеющих на висках волос и с волосатой бородавкой на щеке.
Третья шившая
женщина была Федосья — Феничка, как ее звали товарки, — белая, румяная, с ясными детскими голубыми глазами и двумя длинными русыми косами, обернутыми вокруг небольшой головы, совсем молодая, миловидная
женщина.
Одна из этих
женщин, отбывавшая наказание за воровство,
была большая, грузная, с обвисшим телом рыжая
женщина, с желтовато-белыми, покрытыми веснушками лицом, руками и толстой шеей, выставлявшейся из-за развязанного раскрытого ворота.
Четвертая стоявшая у окна
была отбывающая наказание за корчемство невысокая коренастая деревенская
женщина с очень выпуклыми глазами и добродушным лицом.
Женщина эта — мать мальчишки, игравшего с старушкой, и семилетней девочки, бывшей с ней же в тюрьме, потому что не с кем
было оставить их, — так же, как и другие, смотрела в окно, но не переставая вязала чулок и неодобрительно морщилась, закрывая глаза, на то, что говорили со двора проходившие арестанты.
Маслова достала из калача же деньги и подала Кораблевой купон. Кораблева взяла купон, посмотрела и, хотя не знала грамоте, поверила всё знавшей Хорошавке, что бумажка эта стоит 2 рубля 50 копеек, и полезла к отдушнику за спрятанной там склянкой с вином. Увидав это,
женщины — не-соседки по нарам — отошли к своим местам. Маслова между тем вытряхнула пыль из косынки и халата, влезла на нары и стала
есть калач.
Звуки эти
были сдержанные рыдания рыжей
женщины.
Та, погубленная мной
женщина, пойдет на каторгу, а я
буду здесь принимать поздравления и делать визиты с молодой женой.
— Нехлюдов, знаете, который еще в Красноперском уезде, в земстве, разные странные заявления делал. И представьте, он присяжный, и в числе подсудимых оказалась
женщина или девушка, приговоренная в каторгу, которая, как он говорит,
была им обманута, и он теперь хочет жениться на ней.
Из другой камеры вышли другие арестантки, и все стали в два ряда коридора, причем
женщины заднего ряда должны
были класть руки на плечи
женщин первого ряда. Всех пересчитали.
Все
были в белых косынках, кофтах и юбках, и только изредка среди них попадались
женщины в своих цветных одеждах.
Несколько человек мужчин и
женщин, большей частью с узелками, стояли тут на этом повороте к тюрьме, шагах в ста от нее. Справа
были невысокие деревянные строения, слева двухэтажный дом с какой-то вывеской. Само огромное каменное здание тюрьмы
было впереди, и к нему не подпускали посетителей. Часовой солдат с ружьем ходил взад и вперед, строго окрикивая тех, которые хотели обойти его.
Посетители
были большей частью люди худо одетые, даже оборванные, но
были и приличные по внешнему виду и мужчины и
женщины.
А рядом с ним сидела на полу
женщина с ребенком, в хорошем шерстяном платке, и рыдала, очевидно в первый раз увидав того седого человека, который
был на другой стороне в арестантской куртке, с бритой головой и в кандалах.
Заметнее всех женщин-арестанток и поразительным криком и видом
была лохматая худая цыганка-арестантка с сбившейся с курчавых волос косынкой, стоявшая почти посередине комнаты, на той стороне решетки у столба, и что-то с быстрыми жестами кричавшая низко и туго подпоясанному цыгану в синем сюртуке.
Подле них стоял оборванец, переговаривавшийся с растрепанной широколицей
женщиной; потом две
женщины, мужчина, опять
женщина; против каждого
была арестантка.
Но позади арестанток, на той стороне, стояла еще одна
женщина, и Нехлюдов тотчас же понял, что это
была она, и тотчас же почувствовал, как усиленно забилось его сердце и остановилось дыхание.
«Ничего ты не сделаешь с этой
женщиной, — говорил этот голос, — только себе на шею повесишь камень, который утопит тебя и помешает тебе
быть полезным другим. Дать ей денег, всё, что
есть, проститься с ней и кончить всё навсегда?» подумалось ему.
Он увидал теперь только то, что он сделал с душой этой
женщины, и она увидала и поняла, что
было сделано с нею.
Нехлюдов знал Масленникова еще давно по полку. Масленников
был тогда казначеем полка. Это
был добродушнейший, исполнительнейший офицер, ничего не знавший и не хотевший знать в мире, кроме полка и царской фамилии. Теперь Нехлюдов застал его администратором, заменившим полк губернией и губернским правлением. Он
был женат на богатой и бойкой
женщине, которая и заставила его перейти из военной в статскую службу.
— Как же, даже должен
был меры строгости употребить — перевел в другую камеру. Так она
женщина смирная, но денег вы, пожалуйста, не давайте. Это такой народ…
— Нет, после, а теперь скажите, пожалуйста,
есть у вас тут
женщина Матрена Харина?
Это
была та самая
женщина, муж которой за березки из леса Нехлюдова сидел в остроге.
— Какой уж корм! Только пример один. Известное дело, не свое детище. Абы довезть живым. Сказывала, довезла только до Москвы, так в ту же пору и сгас. Она и свидетельство привезла, — всё как должно. Умная
женщина была.
Дожидалось и несколько
женщин с грудными детьми, и между ними
была и та худая
женщина, которая легко держала на руке бескровного ребеночка в скуфеечке из лоскутиков.
Он спросил, кто
была эта
женщина.