Неточные совпадения
—
Суд постановил решение
на основании ответов, данных вами же, —
сказал председатель, подвигаясь к выходной двери, — хотя ответы и
суду показались несоответственны делу.
— Ну, здравствуйте, мой друг, садитесь и рассказывайте, —
сказала княгиня Софья Васильевна с своей искусной, притворной, совершенно похожей
на натуральную, улыбкой, открывавшей прекрасные длинные зубы, чрезвычайно искусно сделанные, совершенно такие же, какими были настоящие. — Мне говорят, что вы приехали из
суда в очень мрачном настроении. Я думаю, что это очень тяжело для людей с сердцем, —
сказала она по-французски.
— Так-с, —
сказал прокурор всё с той же чуть заметной улыбкой, как бы показывая этой улыбкой то, что такие заявления знакомы ему и принадлежат к известному ему забавному разряду. — Так-с, но вы, очевидно, понимаете, что я, как прокурор
суда, не могу согласиться с вами. И потому советую вам заявить об этом
на суде, и
суд разрешит ваше заявление и признает его уважительным или неуважительным и в последнем случае наложит
на вас взыскание. Обратитесь в
суд.
— Не знаю, либерал ли я или что другое, — улыбаясь,
сказал Нехлюдов, всегда удивлявшийся
на то, что все его причисляли к какой-то партии и называли либералом только потому, что он, судя человека, говорил, что надо прежде выслушать его, что перед
судом все люди равны, что не надо мучать и бить людей вообще, а в особенности таких, которые не осуждены. — Не знаю, либерал ли я или нет, но только знаю, что теперешние
суды, как они ни дурны, всё-таки лучше прежних.
— Ах, Фанарин! — морщась
сказал Масленников, вспоминая, как в прошлом году этот Фанарин
на суде допрашивал его как свидетеля и с величайшей учтивостью в продолжение получаса поднимал
на смех. — Я бы не посоветовал тебе иметь с ним дело. Фанарин — est un homme taré. [человек с подорванной репутацией.]
— Сенат не имеет права
сказать этого. Если бы Сенат позволял себе кассировать решения
судов на основании своего взгляда
на справедливость самих решений, не говоря уже о том, что Сенат потерял бы всякую точку опоры и скорее рисковал бы нарушать справедливость, чем восстановлять ее, —
сказал Селенин, вспоминая предшествовавшее дело, — не говоря об этом, решения присяжных потеряли бы всё свое значение.
— А отказал, то, стало быть, не было основательных поводов кассации, —
сказал Игнатий Никифорович, очевидно совершенно разделяя известное мнение о том, что истина есть продукт судоговорения. — Сенат не может входить в рассмотрение дела по существу. Если же действительно есть ошибка
суда, то тогда надо просить
на Высочайшее имя.
О большой, громадной услуге я попрошу вас, гг. эксперты, и, если вы чувствуете в себе хоть немного человека, вы не откажете в ней. Надеюсь, мы достаточно поняли друг друга, настолько, чтобы не верить друг другу. И если я попрошу вас
сказать на суде, что я человек здоровый, то менее всего поверю вашим словам я. Для себя вы можете решать, но для меня никто не решит этого вопроса:
Колосов еще раза два был у Тани, и после каждого посещения предстоящая защита казалась ему все труднее. Ну, что он
скажет на суде? Ведь надо рассказать все, что есть горького и несправедливого на свете, рассказать о вечной, неумолкающей борьбе за жизнь, о стонах побежденных и победителей, одной грудой валяющихся на кровавом поле… Но разве об этих стонах можно рассказать тому, кто сам их не слышал и не слышит?
Неточные совпадения
Вот, некогда,
на берегу морском, // При стаде он своём // В день ясный сидя // И видя, // Что
на Море едва колышется вода // (Так Море присмирело), // И плавно с пристани бегут по ней
суда: // «Мой друг!»
сказал: «опять ты денег захотело, // Но ежели моих — пустое дело!
— Я Николая Петровича одного
на свете люблю и век любить буду! — проговорила с внезапною силой Фенечка, между тем как рыданья так и поднимали ее горло, — а что вы видели, так я
на Страшном
суде скажу, что вины моей в том нет и не было, и уж лучше мне умереть сейчас, коли меня в таком деле подозревать могут, что я перед моим благодетелем, Николаем Петровичем…
Красавина. Что же станешь
на суде говорить? Какие во мне пороки станешь доказывать? Ты и слов-то не найдешь; а и найдешь, так складу не подберешь! А я и то
скажу, и другое
скажу; да слова-то наперед подберу одно к другому. Вот нас с тобой сейчас и решат: мне превелегию
на листе напишут…
— Боже мой, если б я знал, что дело идет об Обломове, мучился ли бы я так! —
сказал он, глядя
на нее так ласково, с такою доверчивостью, как будто у ней не было этого ужасного прошедшего.
На сердце у ней так повеселело, стало празднично. Ей было легко. Ей стало ясно, что она стыдилась его одного, а он не казнит ее, не бежит! Что ей за дело до
суда целого света!
— И лень, и претит. Одна умная женщина мне
сказала однажды, что я не имею права других судить потому, что «страдать не умею», а чтобы стать судьей других, надо выстрадать себе право
на суд. Немного высокопарно, но в применении ко мне, может, и правда, так что я даже с охотой покорился суждению.