Неточные совпадения
Управляющий писал,
что ему, Нехлюдову, необходимо самому приехать, чтобы утвердиться в правах наследства и, кроме того,
решить вопрос о том, как продолжать хозяйство: так ли, как оно велось при покойнице, или, как он это и предлагал покойной княгине и теперь предлагает молодому князю, увеличить инвентарь и всю раздаваемую крестьянам землю обрабатывать самим.
Семь лет тому назад он бросил службу,
решив,
что у него есть призвание к живописи, и с высоты художественной деятельности смотрел несколько презрительно на все другие деятельности.
Если бы Нехлюдов тогда ясно сознал бы свою любовь к Катюше и в особенности если бы тогда его стали бы убеждать в том,
что он никак не может и не должен соединить свою судьбу с такой девушкой, то очень легко могло бы случиться,
что он, с своей прямолинейностью во всем,
решил бы,
что нет никаких причин не жениться на девушке, кто бы она ни была, если только он любит ее. Но тетушки не говорили ему про свои опасения, и он так и уехал, не сознав своей любви к этой девушке.
Перестал же он верить себе, а стал верить другим потому,
что жить, веря себе, было слишком трудно: веря себе, всякий вопрос надо
решать всегда не в пользу своего животного я, ищущего легких радостей, а почти всегда против него; веря же другим,
решать нечего было, всё уже было решено и решено было всегда против духовного и в пользу животного я.
— Воистину воскресе, — сказал он. Они поцеловались два раза и как будто задумались, нужно ли еще, и как будто
решив,
что нужно, поцеловались в третий раз, и оба улыбнулись.
Но он взглянул на часы и, увидав,
что уж было без пяти минут три,
решил тотчас же перейти к изложению дела.
Убедившись,
что Нехлюдов не в духе, и нельзя его вовлечь в приятный и умный разговор, Софья Васильевна обратилась к Колосову с вопросом об его мнении о новой драме таким тоном, как будто это мнение Колосова должно было
решить всякие сомнения, и каждое слово этого мнения должно быть увековечено.
Тетушки ждали Нехлюдова, просили его заехать, но он телеграфировал,
что не может, потому
что должен быть в Петербурге к сроку. Когда Катюша узнала это, она
решила пойти на станцию, чтобы увидать его. Поезд проходил ночью, в 2 часа. Катюша уложила спать барышень и, подговорив с собою девочку, кухаркину дочь Машку, надела старые ботинки, накрылась платком, подобралась и побежала на станцию.
Она
решила,
что сделает так. Но тут же, как это и всегда бывает в первую минуту затишья после волнения, он, ребенок — его ребенок, который был в ней, вдруг вздрогнул, стукнулся и плавно потянулся и опять стал толкаться чем-то тонким, нежным и острым. И вдруг всё то,
что за минуту так мучало ее,
что, казалось, нельзя было жить, вся злоба на него и желание отомстить ему хоть своей смертью, — всё это вдруг отдалилось. Она успокоилась, оправилась, закуталась платком и поспешно пошла домой.
— Коли в женскую, так сюда пожалуйте, — сказал смотритель, очевидно
решив по внешности Нехлюдова,
что он стоит внимания. — Сидоров, — обратился он к усатому унтер-офицеру с медалями, — проводи вот их в женскую.
Но тут же он почувствовал,
что теперь, сейчас, совершается нечто самое важное в его душе,
что его внутренняя жизнь стоит в эту минуту как бы на колеблющихся весах, которые малейшим усилием могут быть перетянуты в ту или другую сторону. И он сделал это усилие, призывая того Бога, которого он вчера почуял в своей душе, и Бог тут же отозвался в нем. Он
решил сейчас сказать ей всё.
—
Что я хочу загладить свою вину, — продолжал Нехлюдов, — и загладить не словами, а делом. Я
решил жениться на вас.
— Знаю, знаю, но
что же теперь делать? — сказал Нехлюдов. — Теперь я
решил,
что не оставлю тебя, — повторил он, — и
что сказал, то сделаю.
Но, несмотря на этот страх, он, больше
чем когда-нибудь прежде,
решил,
что будет продолжать начатое.
То чувство торжественности и радости обновления, которое он испытывал после суда и после первого свидания с Катюшей, прошло совершенно и заменилось после последнего свидания страхом, даже отвращением к ней. Он
решил,
что не оставит ее, не изменит своего решения жениться на ней, если только она захочет этого; но это было ему тяжело и мучительно.
Теперь же он
решил,
что, хотя ему предстоит поездка в Сибирь и сложное и трудное отношение с миром острогов, для которого необходимы деньги, он всё-таки не может оставить дело в прежнем положении, а должен, в ущерб себе, изменить его.
Главное же — ты должен обдумать свою жизнь и
решить,
что ты будешь делать с собой, и соответственно этому и распорядиться своей собственностью.
Он не только вспомнил, но почувствовал себя таким, каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда добрым и никогда не огорчать ее, — почувствовал себя таким, каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым
решали,
что будут всегда поддерживать друг друга в доброй жизни и будут стараться сделать всех людей счастливыми.
Нехлюдов вспомнил, как он в Кузминском стал обдумывать свою жизнь,
решать вопросы о том,
что и как он будет делать, и вспомнил, как он запутался в этих вопросах и не мог
решить их: столько было соображений по каждому вопросу.
И удивительное дело,
что нужно для себя, он никак не мог
решить, а
что нужно делать для других, он знал несомненно.
Всё это так неприятно своим очевидным безумием, которого он когда-то был участником, показалось Нехлюдову после впечатлений деревенской нужды,
что он
решил переехать на другой же день в гостиницу, предоставив Аграфене Петровне убирать вещи, как она это считала нужным, до приезда сестры, которая распорядится окончательно всем тем,
что было в доме.
Вспомнила она, как она в открытом, залитом вином красном шелковом платье, с красным бантом в спутанных волосах, измученная и ослабевшая и опьяненная, проводив гостей к двум часам ночи, подсела в промежуток танцев к худой, костлявой, прыщеватой аккомпаньяторше скрипача и стала жаловаться ей на свою тяжелую жизнь, и как эта аккомпаньяторша тоже говорила,
что тяготится своим положением и хочет переменить его, и как к ним подошла Клара, и как они вдруг
решили все три бросить эту жизнь.
Со времени своего последнего посещения Масленникова, в особенности после своей поездки в деревню, Нехлюдов не то
что решил, но всем существом почувствовал отвращение к той своей среде, в которой он жил до сих пор, к той среде, где так старательно скрыты были страдания, несомые миллионами людей для обеспечения удобств и удовольствий малого числа,
что люди этой среды не видят, не могут видеть этих страданий и потому жестокости и преступности своей жизни.
В этих случаях всегда он чувствовал внутренний разлад и недовольство собой и колебание: просить или не просить, но всегда
решал,
что надо просить.
Селенин, всегда занятый и мало бывавший в свете, очевидно, ничего не слыхал о романе Нехлюдова; Нехлюдов же, заметив это,
решил,
что ему и не нужно говорить о своих отношениях к Масловой.
Но всё-таки теперь, будучи в Петербурге, он считал своим долгом исполнить всё то,
что намеревался сделать, и
решил завтра же, побывав у Богатырева, исполнить его совет и поехать к тому лицу, от которого зависело дело сектантов.
Вспоминая о Масловой, о решении Сената и о том,
что он всё-таки
решил ехать за нею, о своем отказе от права на землю, ему вдруг, как ответ на эти вопросы, представилось лицо Mariette, ее вздох и взгляд, когда она сказала: «когда я вас увижу опять?», и ее улыбка, — с такого ясностью,
что он как будто видел ее, и сам улыбнулся.
Она твердо
решила,
что не примет его жертвы, а между тем ей было мучительно думать,
что он презирает ее, думает,
что она продолжает быть такою, какою она была, и не видит той перемены, которая произошла в ней.
— Ну, уж вы мне предоставьте
решать мои дела самому и знать,
что надо читать и
что не надо, — сказал Нехлюдов, побледнев, и, чувствуя,
что у него холодеют руки, и он не владеет собой, замолчал и стал пить чай.
Он всё поверял,
решал разумом, а
что решал, то и делал.
Решив еще гимназистом,
что нажитое его отцом, бывшим интендантским чиновником, нажито нечестно, он объявил отцу,
что состояние это надо отдать народу.
Решив,
что всё существующее зло происходит от необразованности народа, он, выйдя из университета, сошелся с народниками, поступил в село учителем и смело проповедывал и ученикам и крестьянам всё то,
что считал справедливым, и отрицал то,
что считал ложным.
Во время суда он
решил,
что судьи не имеют права судить его, и высказал это.
Когда же судьи не согласились с ним и продолжали его судить, то он
решил,
что не будет отвечать, и молчал на все их вопросы.
Но кроме того,
что нравственные вопросы он
решал по-своему, он
решал по-своему и большую часть практических вопросов. У него на все практические дела были свои теории: были правила, сколько надо часов работать, сколько отдыхать, как питаться, как одеваться, как топить печи, как освещаться.
И мы все в тюрьме
решили,
что это только чтобы напугать, и
что приговор не будет конфирмован.
Попав из сельской школы по своим выдающимся способностям в гимназию, Набатов, содержа себя всё время уроками, кончил курс с золотой медалью, но не пошел в университет, потому
что еще в VII классе
решил,
что пойдет в народ, из которого вышел, чтобы просвещать своих забытых братьев.
— Он спрашивает моего согласия или совета. Я сказал,
что всё зависит от вас,
что вы должны
решить.
—
Что мне
решать? — сказала она. — Всё давно решено.
Несмотря на то,
что генерал не разрешил ему посещения острога утром, Нехлюдов, зная по опыту,
что часто то,
чего никак нельзя достигнуть у высших начальников, очень легко достигается у низших,
решил всё-таки попытаться проникнуть в острог теперь с тем, чтобы объявить Катюше радостную новость и, может быть, освободить ее и вместе с тем узнать о здоровье Крыльцова и передать ему и Марье Павловне то,
что сказал генерал.
А мы
решили,
что живем только для своей радости, и ясно,
что нам дурно, как будет дурно работнику, не исполняющему воли хозяина.