Неточные совпадения
Даже
на тюремном дворе был свежий, живительный воздух полей, принесенный ветром в город. Но в коридоре был удручающий тифозный воздух, пропитанный запахом испражнений, дегтя и гнили, который тотчас же приводил в уныние и грусть всякого вновь приходившего человека. Это испытала
на себе, несмотря
на привычку к дурному воздуху, пришедшая со двора надзирательница. Она вдруг, входя в коридор,
почувствовала усталость, и ей захотелось спать.
Чувствуя направленные
на себя взгляды, арестантка незаметно, не поворачивая головы, косилась
на тех, кто смотрел
на нее, и это обращенное
на нее внимание веселило ее.
Вслед за этим председатель записал что-то в бумагу и, выслушав сообщение, сделанное ему шопотом членом налево, объявил
на 10 минут перерыв заседания и поспешно встал и вышел из залы. Совещание между председателем и членом налево, высоким, бородатым, с большими добрыми глазами, было о том, что член этот
почувствовал легкое расстройство желудка и желал сделать
себе массаж и выпить капель. Об этом он и сообщил председателю, и по его просьбе был сделан перерыв.
Он пришел в столовую. Тетушки нарядные, доктор и соседка стояли у закуски. Всё было так обыкновенно, но в душе Нехлюдова была буря. Он не понимал ничего из того, что ему говорили, отвечал невпопад и думал только о Катюше, вспоминая ощущение этого последнего поцелуя, когда он догнал ее в коридоре. Он ни о чем другом не мог думать. Когда она входила в комнату, он, не глядя
на нее,
чувствовал всем существом своим ее присутствие и должен был делать усилие над
собой, чтобы не смотреть
на нее.
Он
чувствовал, что формально, если можно так выразиться, он был прав перед нею: он ничего не сказал ей такого, что бы связывало его, не делал ей предложения, но по существу он
чувствовал, что связал
себя с нею, обещал ей, а между тем нынче он
почувствовал всем существом своим, что не может жениться
на ней.
Дорогой в суд, проезжая по тем же улицам,
на том же извозчике, Нехлюдов удивлялся сам
на себя, до какой степени он нынче
чувствовал себя совсем другим человеком.
Или буду с предводителем, которого я постыдно обманывал с его женой,
на собрании считать голоса за и против проводимого постановления земской инспекции школ и т. п., а потом буду назначать свидания его жене (какая мерзость!); или буду продолжать картину, которая, очевидно, никогда не будет кончена, потому что мне и не следует заниматься этими пустяками и не могу ничего этого делать теперь», говорил он
себе и не переставая радовался той внутренней перемене, которую
чувствовал.
— Дурак! — не мог удержаться не сказать Нехлюдов, особенно за то, что в этом слове «товарищ» он
чувствовал, что Масленников снисходил до него, т. е., несмотря
на то, что исполнял самую нравственно-грязную и постыдную должность, считал
себя очень важным человеком и думал если не польстить, то показать, что он всё-таки не слишком гордится своим величием, называя
себя его товарищем.
И вдруг Нехлюдов вспомнил, что точно так же он когда-то давно, когда он был еще молод и невинен, слышал здесь
на реке эти звуки вальков по мокрому белью из-за равномерного шума мельницы, и точно так же весенний ветер шевелил его волосами
на мокром лбу и листками
на изрезанном ножом подоконнике, и точно так же испуганно пролетела мимо уха муха, и он не то что вспомнил
себя восемнадцатилетним мальчиком, каким он был тогда, но
почувствовал себя таким же, с той же свежестью, чистотой и исполненным самых великих возможностей будущим и вместе с тем, как это бывает во сне, он знал, что этого уже нет, и ему стало ужасно грустно.
Напротив, несмотря
на то, что там, в Кузминском, его предложение приняли и всё время благодарили, а здесь ему выказали недоверие и даже враждебность, он
чувствовал себя спокойным и радостным.
Он не только вспомнил, но
почувствовал себя таким, каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком
на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда добрым и никогда не огорчать ее, —
почувствовал себя таким, каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым решали, что будут всегда поддерживать друг друга в доброй жизни и будут стараться сделать всех людей счастливыми.
Смех, которым ответил адвокат
на замечание Нехлюдова о том, что суд не имеет значения, если судейские могут по своему произволу применять или не применять закон, и интонация, с которой он произнес слова: «философия» и «общие вопросы», показали Нехлюдову, как совершенно различно он и адвокат и, вероятно, и друзья адвоката смотрят
на вещи, и как, несмотря
на всё свое теперешнее удаление от прежних своих приятелей, как Шенбок, Нехлюдов еще гораздо дальше
чувствует себя от адвоката и людей его круга.
Глядя
на фотографию, она
чувствовала себя такой, какой она была изображена
на ней, и мечтала о том, как она была счастлива тогда и могла бы еще быть счастлива с ним теперь.
И он еще больше, чем
на службе,
чувствовал, что это было «не то», а между тем, с одной стороны, не мог отказаться от этого назначения, чтобы не огорчить тех, которые были уверены, что они делают ему этим большое удовольствие, а с другой стороны, назначение это льстило низшим свойствам его природы, и ему доставляло удовольствие видеть
себя в зеркале в шитом золотом мундире и пользоваться тем уважением, которое вызывало это назначение в некоторых людях.
И от этого у него всегда были грустные глаза. И от этого, увидав Нехлюдова, которого он знал тогда, когда все эти лжи еще не установились в нем, он вспомнил
себя таким, каким он был тогда; и в особенности после того как он поторопился намекнуть ему
на свое религиозное воззрение, он больше чем когда-нибудь
почувствовал всё это «не то», и ему стало мучительно грустно. Это же самое — после первого впечатления радости увидать старого приятеля —
почувствовал и Нехлюдов.
До отхода пассажирского поезда, с которым ехал Нехлюдов, оставалось два часа. Нехлюдов сначала думал в этот промежуток съездить еще к сестре, но теперь, после впечатлений этого утра,
почувствовал себя до такой степени взволнованным и разбитым, что, сев
на диванчик первого класса, совершенно неожиданно
почувствовал такую сонливость, что повернулся
на бок, положил под щеку ладонь и тотчас же заснул.
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не
чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни
на кого отдельно.
Рабочие — их было человек 20 — и старики и совсем молодые, все с измученными загорелыми сухими лицами, тотчас же, цепляя мешками за лавки, стены и двери, очевидно
чувствуя себя вполне виноватыми, пошли дальше через вагон, очевидно, готовые итти до конца света и сесть куда бы ни велели, хоть
на гвозди.
«Да, совсем новый, другой, новый мир», думал Нехлюдов, глядя
на эти сухие, мускулистые члены, грубые домодельные одежды и загорелые, ласковые и измученные лица и
чувствуя себя со всех сторон окруженным совсем новыми людьми с их серьезными интересами, радостями и страданиями настоящей трудовой и человеческой жизни.
Как
на островке среди моря, люди эти
чувствовали себя на время не залитыми теми унижениями и страданиями, которые окружали их, и вследствие этого находились в приподнятом, возбужденном состоянии.
Нехлюдов знал это отношение к
себе Новодворова и, к огорчению своему,
чувствовал, что, несмотря
на то благодушное настроение, в котором он находился во время путешествия, платит ему тою же монетою и никак не может побороть сильнейшей антипатии к этому человеку.
— Она? — Марья Павловна остановилась, очевидно желая как можно точнее ответить
на вопрос. — Она? — Видите ли, она, несмотря
на ее прошедшее, по природе одна из самых нравственных натур… и так тонко
чувствует… Она любит вас, хорошо любит, и счастлива тем, что может сделать вам хоть то отрицательное добро, чтобы не запутать вас
собой. Для нее замужество с вами было бы страшным падением, хуже всего прежнего, и потому она никогда не согласится
на это. А между тем ваше присутствие тревожит ее.
Откланявшись генералу, Нехлюдов,
чувствуя себя в особенно возбужденно-деятельном духе, поехал
на почту.
Неточные совпадения
И началась тут промеж глуповцев радость и бодренье великое. Все
чувствовали, что тяжесть спала с сердец и что отныне ничего другого не остается, как благоденствовать. С бригадиром во главе двинулись граждане навстречу пожару, в несколько часов сломали целую улицу домов и окопали пожарище со стороны города глубокою канавой.
На другой день пожар уничтожился сам
собою вследствие недостатка питания.
Но как ни строго хранили будочники вверенную им тайну, неслыханная весть об упразднении градоначальниковой головы в несколько минут облетела весь город. Из обывателей многие плакали, потому что
почувствовали себя сиротами и, сверх того, боялись подпасть под ответственность за то, что повиновались такому градоначальнику, у которого
на плечах вместо головы была пустая посудина. Напротив, другие хотя тоже плакали, но утверждали, что за повиновение их ожидает не кара, а похвала.
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
По-видимому, эта женщина представляла
собой тип той сладкой русской красавицы, при взгляде
на которую человек не загорается страстью, но
чувствует, что все его существо потихоньку тает.
Долго ли, коротко ли они так жили, только в начале 1776 года в тот самый кабак, где они в свободное время благодушествовали, зашел бригадир. Зашел, выпил косушку, спросил целовальника, много ли прибавляется пьяниц, но в это самое время увидел Аленку и
почувствовал, что язык у него прилип к гортани. Однако при народе объявить о том посовестился, а вышел
на улицу и поманил за
собой Аленку.