Правда, что легкость и ошибочность этого представления о своей вере смутно чувствовалась Алексею Александровичу, и он знал, что когда он, вовсе не думая о том, что его прощение есть действие высшей силы, отдался этому непосредственному чувству, он испытал больше счастья, чем когда он, как теперь, каждую минуту думал, что в его душе живет Христос и что,
подписывая бумаги, он исполняет Его волю; но для Алексея Александровича было необходимо так думать, ему было так необходимо в его унижении иметь ту, хотя бы и выдуманную, высоту, с которой он, презираемый всеми, мог бы презирать других, что он держался, как за спасение, за свое мнимое спасение.
— Нет, вы не отказывайтесь, — настаивал он, — если вы не
подпишете бумаги, то это значит, что Илья Ильич должен вам десять тысяч.
Я
подписал бумагу, тем дело и кончилось; больше я о службе ничего не слыхал, кроме того, что года через три Юсупов прислал дворцового архитектора, который всегда кричал таким голосом, как будто он стоял на стропилах пятого этажа и оттуда что-нибудь приказывал работникам в подвале, известить, что я получил первый офицерский чин.
— Обманом! а кто виноват! Вы, вы и вы! Зачем вы
подписываете бумаги, не читая? а? На Иону понадеялись? а? И хотите, чтоб этим не пользовались люди, у которых практический смысл — всё? Mais vous etes donc bien naif, mon pere! [Уж очень вы наивны, отец! (франц.)]
Борноволоков вздохнул и с омерзением
подписал бумагу, на которой Термосесов строил его позор, Савелиеву гибель и собственное благополучие.
Неточные совпадения
Он прошел в кабинет принимать дожидавшихся просителей и
подписать некоторые
бумаги, принесенные правителем дел.
А между тем появленье смерти так же было страшно в малом, как страшно оно и в великом человеке: тот, кто еще не так давно ходил, двигался, играл в вист,
подписывал разные
бумаги и был так часто виден между чиновников с своими густыми бровями и мигающим глазом, теперь лежал на столе, левый глаз уже не мигал вовсе, но бровь одна все еще была приподнята с каким-то вопросительным выражением.
— Но представьте же, Анна Григорьевна, каково мое было положение, когда я услышала это. «И теперь, — говорит Коробочка, — я не знаю, говорит, что мне делать. Заставил, говорит,
подписать меня какую-то фальшивую
бумагу, бросил пятнадцать рублей ассигнациями; я, говорит, неопытная беспомощная вдова, я ничего не знаю…» Так вот происшествия! Но только если бы вы могли сколько-нибудь себе представить, как я вся перетревожилась.
Обломов теперь только вспомнил, что в самый день переезда на дачу Тарантьев привез ему
бумагу, а он второпях
подписал, не читая.
«Законное дело» братца удалось сверх ожидания. При первом намеке Тарантьева на скандалезное дело Илья Ильич вспыхнул и сконфузился; потом пошли на мировую, потом выпили все трое, и Обломов
подписал заемное письмо, сроком на четыре года; а через месяц Агафья Матвеевна
подписала такое же письмо на имя братца, не подозревая, что такое и зачем она
подписывает. Братец сказали, что это нужная
бумага по дому, и велели написать: «К сему заемному письму такая-то (чин, имя и фамилия) руку приложила».