Неточные совпадения
—
Очень хорошо, — сказал председатель, очевидно довольный достигнутыми результатами. — Так расскажите, как
было дело, — сказал он, облокачиваясь на спинку и кладя обе руки на стол. — Расскажите всё, как
было. Вы
можете чистосердечным признанием облегчить свое положение.
Если бы Нехлюдов тогда ясно сознал бы свою любовь к Катюше и в особенности если бы тогда его стали бы убеждать в том, что он никак не
может и не должен соединить свою судьбу с такой девушкой, то
очень легко
могло бы случиться, что он, с своей прямолинейностью во всем, решил бы, что нет никаких причин не жениться на девушке, кто бы она ни
была, если только он любит ее. Но тетушки не говорили ему про свои опасения, и он так и уехал, не сознав своей любви к этой девушке.
В зале
были новые лица — свидетели, и Нехлюдов заметил, что Маслова несколько раз взглядывала, как будто не
могла оторвать взгляда от
очень нарядной, в шелку и бархате, толстой женщины, которая, в высокой шляпе с большим бантом и с элегантным ридикюлем на голой до локтя руке, сидела в первом ряду перед решеткой. Это, как он потом узнал,
была свидетельница, хозяйка того заведения, в котором жила Маслова.
Председатель, который гнал дело как
мог скорее, чтобы
поспеть к своей швейцарке, хотя и знал
очень хорошо, что прочтение этой бумаги не
может иметь никакого другого следствия, как только скуку и отдаление времени обеда, и что товарищ прокурора требует этого чтения только потому, что он знает, что имеет право потребовать этого, всё-таки не
мог отказать и изъявил согласие. Секретарь достал бумагу и опять своим картавящим на буквы л и р унылым голосом начал читать...
То, а не другое решение принято
было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший так долго свое резюме, в этот раз упустил сказать то, что он всегда говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они
могут сказать: «да—виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, потому, что полковник
очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов
был так взволнован, что не заметил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить жизни и думал, что оговорка: «без умысла ограбления» уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович не
был в комнате, он выходил в то время, как старшина перечел вопросы и ответы, и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором всё скорей кончается.
Если бы Мисси должна
была объяснить, что она разумеет под словами: «после всего, что
было», она не
могла бы ничего сказать определенного, а между тем она несомненно знала, что он не только вызвал в ней надежду, но почти обещал ей. Всё это
были не определенные слова, но взгляды, улыбки, намеки, умолчания. Но она всё-таки считала его своим, и лишиться его
было для нее
очень тяжело.
Маслова хотела ответить и не
могла, а, рыдая, достала из калача коробку с папиросами, на которой
была изображена румяная дама в
очень высокой прическе и с открытой треугольником грудью, и подала ее Кораблевой.
Благодаря ей,
может быть, и мне, без ложной скромности скажу, удалось всё изменить, и изменить так, что нет уже тех ужасов, которые
были прежде, а им прямо там
очень хорошо.
— Mнe Мика говорил, что вы заняты в тюрьмах. Я
очень понимаю это, — говорила она Нехлюдову. — Мика (это
был ее толстый муж, Масленников)
может иметь другие недостатки, но вы знаете, как он добр. Все эти несчастные заключенные — его дети. Он иначе не смотрят на них. Il est d’une bonté [Он так добр…]…
В случае оставления жалобы без последствий, к чему, по мнению адвоката, надо
быть готовым, так как кассационные поводы
очень слабы, партия каторжных, в числе которых
была Маслова,
могла отправиться в первых числах июня, и потому, для того, чтобы приготовиться к поездке за Масловой в Сибирь, что
было твердо решено Нехлюдовым, надо
было теперь же съездить по деревням, чтобы устроить там свои дела.
Нехлюдов приехал в Кузминское около полудня. Во всем упрощая свою жизнь, он не телеграфировал, а взял со станции тарантасик парой. Ямщик
был молодой малый в нанковой, подпоясанной по складкам ниже длинной талии поддевке, сидевший по-ямски, бочком, на козлах и тем охотнее разговаривавший с барином, что, пока они говорили, разбитая, хромая белая коренная и поджарая, запаленная пристяжная
могли итти шагом, чего им всегда
очень хотелось.
—
Очень рад вас видеть, мы
были старые знакомые и друзья с вашей матушкой. Видал вас мальчиком и офицером потом. Ну, садитесь, расскажите, чем
могу вам служить. Да, да, — говорил он, покачивая стриженой седой головой в то время, как Нехлюдов рассказывал историю Федосьи. — Говорите, говорите, я всё понял; да, да, это в самом деле трогательно. Что же, вы подали прошение?
Топоров не видел этого противоречия или не хотел его видеть и потому
очень серьезно
был озабочен тем, чтобы какой-нибудь ксендз, пастор или сектант не разрушил ту церковь, которую не
могут одолеть врата ада.
Топоров, как и все люди, лишенные основного религиозного чувства, сознанья равенства и братства людей,
был вполне уверен, что народ состоит из существ совершенно других, чем он сам, и что для народа необходимо нужно то, без чего он
очень хорошо
может обходиться.
Такое объяснение всего того, что происходило, казалось Нехлюдову
очень просто и ясно, но именно эта простота и ясность и заставляли Нехлюдова колебаться в признании его. Не
может же
быть, чтобы такое сложное явление имело такое простое и ужасное объяснение, не
могло же
быть, чтобы все те слова о справедливости, добре, законе, вере, Боге и т. п.
были только слова и прикрывали самую грубую корысть и жестокость.
— Не понимаю, а если понимаю, то не согласен. Земля не
может не
быть чьей-нибудь собственностью. Если вы ее разделите, — начал Игнатий Никифорович с полной и спокойной уверенностью о том, что Нехлюдов социалист и что требования теории социализма состоят в том, чтобы разделить всю землю поровну, а что такое деление
очень глупо, и он легко
может опровергнуть его, — если вы ее нынче разделите поровну, завтра она опять перейдет в руки более трудолюбивых и способных.
— Ты говоришь о моем намерении жениться на Катюше? Так видишь ли, я решил это сделать, но она определенно и твердо отказала мне, — сказал он, и голос его дрогнул, как дрожал всегда, когда он говорил об этом. — Она не хочет моей жертвы и сама жертвует, для нее, в ее положении,
очень многим, и я не
могу принять этой жертвы, если это минутное. И вот я еду за ней и
буду там, где она
будет, и
буду, сколько
могу, помогать, облегчать ее участь.
Он не раз в продолжение этих трех месяцев спрашивал себя: «я ли сумасшедший, что вижу то, чего другие не видят, или сумасшедшие те, которые производят то, что я вижу?» Но люди (и их
было так много) производили то, что его так удивляло и ужасало, с такой спокойной уверенностью в том, что это не только так надо, но что то, чтò они делают,
очень важное и полезное дело, — что трудно
было признать всех этих людей сумасшедшими; себя же сумасшедшим он не
мог признать, потому что сознавал ясность своей мысли.
Несмотря на то, что генерал не разрешил ему посещения острога утром, Нехлюдов, зная по опыту, что часто то, чего никак нельзя достигнуть у высших начальников,
очень легко достигается у низших, решил всё-таки попытаться проникнуть в острог теперь с тем, чтобы объявить Катюше радостную новость и,
может быть, освободить ее и вместе с тем узнать о здоровье Крыльцова и передать ему и Марье Павловне то, что сказал генерал.
Смотритель острога
был очень высокий и толстый, величественный человек с усами и бакенбардами, загибающимися к углам рта. Он
очень строго принял Нехлюдова и прямо объявил, что посторонним лицам свиданья без разрешенья начальника он допустить не
может. На замечание Нехлюдова о том, что его пускали и в столицах, смотритель отвечал...
Неточные совпадения
Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего:
может быть, оно там и нужно так, об этом я не
могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это
может быть очень худо: господин ревизор или другой кто
может принять это на свой счет.
Хлестаков. Да что ж жаловаться? Посуди сам, любезный, как же? ведь мне нужно
есть. Этак
могу я совсем отощать. Мне
очень есть хочется; я не шутя это говорю.
Прыщ
был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я
могу! я еще
очень могу! Он
был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него
была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах при малейшем его движении.
Но так как он все-таки
был сыном XVIII века, то в болтовне его нередко прорывался дух исследования, который
мог бы дать
очень горькие плоды, если б он не
был в значительной степени смягчен духом легкомыслия.
Очень может статься, что многое из рассказанного выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность
была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода
была у него под боком и он
мог прибыть туда через полчаса? Как
мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен
быть вполне известен? Возможно ли поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы не только маршировали, но под конец даже налились кровью?