«А вдруг всё это я выдумал и не буду в силах жить этим: раскаюсь в том, что я поступил хорошо», сказал он себе и,
не в силах ответить на эти вопросы, он испытал такое чувство тоски и отчаяния, какого он давно не испытывал. Не в силах разобраться в этих вопросах, он заснул тем тяжелым сном, которым он, бывало, засыпал после большого карточного проигрыша.
— Да, бывает. В Казани, я вам доложу, была одна, — Эммой звали. Родом венгерка, а глаза настоящие персидские, — продолжал он,
не в силах сдержать улыбку при этом воспоминании. — Шику было столько, что хоть графине…
Неточные совпадения
Да и
не за чем было, так как
не было уже ни той
силы убеждения, ни той решимости, ни того тщеславия и желания удивить, которые были
в молодости.
Но,
не будучи
в силах разобраться
в этом, она поступила и теперь, как поступала всегда: отогнала от себя эти воспоминания и постаралась застлать их особенным туманом развратной жизни; так точно она сделала и теперь.
Опять слышались те же, как и
в тот раз, звуки плохого фортепьяно, но теперь игралась
не рапсодия, а этюды Клементи, тоже с необыкновенной
силой, отчетливостью и быстротой.
Нехлюдов вспомнил всё, что он видел вчера, дожидаясь
в сенях, и понял, что наказание происходило именно
в то время, как он дожидался, и на него с особенной
силой нашло то смешанное чувство любопытства, тоски, недоумения и нравственной, переходящей почти
в физическую, тошноты, которое и прежде, но никогда с такой
силой не охватывало его.
— Да ведь народ бедствует. Вот я сейчас из деревни приехал. Разве это надо, чтоб мужики работали из последних
сил и
не ели досыта, а чтобы мы жили
в страшной роскоши, — говорил Нехлюдов, невольно добродушием тетушки вовлекаемый
в желание высказать ей всё, что он думал.
Служение это он
не представлял себе иначе, как
в форме государственной службы, и потому, как только кончил курс, он систематически рассмотрел все деятельности, которым он мог посвятить свои
силы, и решил что он будет полезнее всего во втором отделении Собственной Канцелярии, заведующей составлением законов, и поступил туда.
И ответы на эти вопросы
в эту светлую петербургскую ночь, видневшуюся сквозь неплотно опущенную штору, были неопределенные. Всё спуталось
в его голове. Он вызвал
в себе прежнее настроение и вспомнил прежний ход мыслей; но мысли эти уже
не имели прежней
силы убедительности.
Затихшее было жестокое чувство оскорбленной гордости поднялось
в нем с новой
силой, как только она упомянула о больнице. «Он, человек света, за которого за счастье сочла бы выдти всякая девушка высшего круга, предложил себя мужем этой женщине, и она
не могла подождать и завела шашни с фельдшером», думал он, с ненавистью глядя на нее.
Она хорошенько
не знала, какие свойства он приписывает ей, но, на всякий случай, чтобы
не обмануть его, старалась всеми
силами вызвать
в себе самые лучшие свойства, какие только она могла себе представить.
Сторож, другой, видел и рассказывал мне, что Лозинский
не противился, но Розовский долго бился, так что его втащили на эшафот и
силой вложили ему голову
в петлю.
Он никогда ни
в чем
не раскаивался и ничего далеко вперед
не загадывал, а всеми
силами своего ума, ловкости, практичности действовал
в настоящем.
Англичанин, раздав положенное число Евангелий, уже больше
не раздавал и даже
не говорил речей. Тяжелое зрелище и, главное, удушливый воздух, очевидно, подавили и его энергию, и он шел по камерам, только приговаривая «all right» [«прекрасно»] на донесения смотрителя, какие были арестанты
в каждой камере. Нехлюдов шел как во сне,
не имея
силы отказаться и уйти, испытывая всё ту же усталость и безнадёжность.
Но ей нельзя. Нельзя? Но что же? // Да Ольга слово уж дала // Онегину. О Боже, Боже! // Что слышит он? Она могла… // Возможно ль? Чуть лишь из пеленок, // Кокетка, ветреный ребенок! // Уж хитрость ведает она, // Уж изменять научена! //
Не в силах Ленский снесть удара; // Проказы женские кляня, // Выходит, требует коня // И скачет. Пистолетов пара, // Две пули — больше ничего — // Вдруг разрешат судьбу его.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам
не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда
не чувствовал.
Не могу,
не могу! слышу, что
не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй,
не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот был прост; накинется // Со всей воинской
силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока
не пустит по миру, //
Не отойдя сосет!
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною // Ушли подружки
в бор, //
В полях трудятся пахари, //
В лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы
в печь — // Идет родная матушка, //
Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи,
силу запасай!
Молиться
в ночь морозную // Под звездным небом Божиим // Люблю я с той поры. // Беда пристигнет — вспомните // И женам посоветуйте: // Усердней
не помолишься // Нигде и никогда. // Чем больше я молилася, // Тем легче становилося, // И
силы прибавлялося, // Чем чаще я касалася // До белой, снежной скатерти // Горящей головой…
—
Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да
в землю сам ушел по грудь // С натуги! По лицу его //
Не слезы — кровь течет! //
Не знаю,
не придумаю, // Что будет? Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда ты,
сила, делася? // На что ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!