Я был светлою личностью… Нельзя сострить ядовитей! Теперь мне сорок семь лет. До прошлого года я так же, как вы, нарочно старался отуманивать свои глаза вашею этою схоластикой, чтобы
не видеть настоящей жизни, — и думал, что делаю хорошо. А теперь, если бы вы знали! Я ночи не сплю с досады, от злости, что так глупо проворонил время, когда мог бы иметь все, в чем отказывает мне теперь моя старость!
За полвека много я пересмотрел замечательных Гамлетов, но ни разу
не видел настоящей Офелии, создания Шекспира, «сотканной из тончайшего эфира поэзии».
Долгов по поводу пьесы Татьяны Васильевны начал рассуждать о народе русском и столько навыдумал на этот народ в ту и другую сторону, что ему Офонькин даже заметил: «Это не так, этого не бывает». У Долгова была удивительная способность нигде ничего
не видеть настоящего и витать где-то между небом и землею.
Возвратиться опять к несчастным котятам и мухам, подавать нищим деньги, не ею выработанные и бог знает как и почему ей доставшиеся, радоваться успехам в художестве Шубина, трактовать о Шеллинге с Берсеневым, читать матери «Московские ведомости» да видеть, как на общественной арене подвизаются правила в виде разных Курнатовских, — и нигде
не видеть настоящего дела, даже не слышать веяния новой жизни… и понемногу, медленно и томительно вянуть, хиреть, замирать…
Неточные совпадения
Стародум. Тут
не самолюбие, а, так называть, себялюбие. Тут себя любят отменно; о себе одном пекутся; об одном
настоящем часе суетятся. Ты
не поверишь. Я
видел тут множество людей, которым во все случаи их жизни ни разу на мысль
не приходили ни предки, ни потомки.
— Вполне ли они известны? — с тонкою улыбкой вмешался Сергей Иванович. — Теперь признано, что
настоящее образование может быть только чисто классическое; но мы
видим ожесточенные споры той и другой стороны, и нельзя отрицать, чтоб и противный лагерь
не имел сильных доводов в свою пользу.
— Я
не нахожу, — уже серьезно возразил Свияжский, — я только
вижу то, что мы
не умеем вести хозяйство и что, напротив, то хозяйство, которое мы вели при крепостном праве,
не то что слишком высоко, а слишком низко. У нас нет ни машин, ни рабочего скота хорошего, ни управления
настоящего, ни считать мы
не умеем. Спросите у хозяина, — он
не знает, что ему выгодно, что невыгодно.
— Нет, всё-таки весело. Вы
видели? — говорил Васенька Весловский, неловко влезая на катки с ружьем и чибисом в руках. — Как я славно убил этого!
Не правда ли? Ну, скоро ли мы приедем на
настоящее?
Она молча села в карету Алексея Александровича и молча выехала из толпы экипажей. Несмотря на всё, что он
видел, Алексей Александрович всё-таки
не позволял себе думать о
настоящем положении своей жены. Он только
видел внешние признаки. Он
видел, что она вела себя неприлично, и считал своим долгом сказать ей это. Но ему очень трудно было
не сказать более, а сказать только это. Он открыл рот, чтобы сказать ей, как она неприлично вела себя, но невольно сказал совершенно другое.