Неточные совпадения
Вспоминая вчерашний вечер, проведенный у Корчагиных, богатых и знаменитых людей,
на дочери которых предполагалось всеми, что он должен жениться, он вздохнул и, бросив выкуренную папироску, хотел достать из серебряного портсигара другую, но раздумал и, спустив с кровати гладкие белые
ноги, нашел ими туфли, накинул
на полные плечи шелковый халат и, быстро и тяжело ступая, пошел в соседнюю с спальней уборную, всю пропитанную искусственным запахом элексиров, одеколона, фиксатуаров, духов.
Старичок-священник, с опухшим желто-бледным лицом, в коричневой рясе с золотым крестом
на груди и еще каким-то маленьким орденом, приколотым сбоку
на рясе, медленно под рясой передвигая свои опухшие
ноги, подошел к аналою, стоящему под образом.
Выбранный старшина объявил председателю, кто избран старшиной, и все опять, шагая через
ноги друг другу, уселись в два ряда
на стулья с высокими спинками.
— Ну, теперь этих не поймаешь ни за что, — говорил «горевший» веселый художник, очень быстро бегавший
на своих коротких и кривых, но сильных мужицких
ногах, — нешто спотыкнутся.
Пришедшим слепым нищим он дал рубль,
на чай людям он роздал 15 рублей, и когда Сюзетка, болонка Софьи Ивановны, при нем ободрала себе в кровь
ногу, то он, вызвавшись сделать ей перевязку, ни минуты не задумавшись, разорвал свой батистовый с каемочками платок (Софья Ивановна знала, что такие платки стоят не меньше 15 рублей дюжина) и сделал из него бинты для Сюзетки.
Потом, после допроса сторон, как они хотят спрашивать: под присягой или нет, опять, с трудом передвигая
ноги, пришел тот же старый священник и опять так же, поправляя золотой крест
на шелковой груди, с таким же спокойствием и уверенностью в том, что он делает вполне полезное и важное дело, привел к присяге свидетелей и эксперта.
Широкогрудый, мускулистый красавец Филипп слегка поклонился, как бы извиняясь, и, слегка ступая по ковру своими сильными, с выдающимися икрами
ногами, покорно и молча перешел к другому окну и, старательно взглядывая
на княгиню, стал так расправлять гардину, чтобы ни один луч не смел падать
на нее.
В поле, под
ногами, не было видно дороги, а в лесу было черно, как в печи, и Катюша, хотя и знала хорошо дорогу, сбилась с нее в лесу и дошла до маленькой станции,
на которой поезд стоял 3 минуты, не загодя, как она надеялась, а после второго звонка.
Когда пробежал последний вагон с фонарем сзади, она была зa водокачкой, вне защиты, и ветер набросился
на нее, срывая с головы ее платок и облепляя с одной стороны платьем ее
ноги.
— «Ангелов творче и Господи сил, — продолжал он, — Иисусе пречудный, ангелов удивление, Иисусе пресильный, прародителей избавление, Иисусе пресладкий, патриархов величание, Иисусе преславный, царей укрепление, Иисусе преблагий, пророков исполнение, Иисусе предивный, мучеников крепость, Иисусе претихий, монахов радосте, Иисусе премилостивый, пресвитеров сладость, Иисусе премилосердый, постников воздержание, Иисусе пресладостный, преподобных радование, Иисусе пречистый, девственных целомудрие, Иисусе предвечный, грешников спасение, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», добрался он наконец до остановки, всё с большим и большим свистом повторяя слово Иисусе, придержал рукою рясу
на шелковой подкладке и, опустившись
на одно колено, поклонился в землю, а хор запел последние слова: «Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя», а арестанты падали и подымались, встряхивая волосами, остававшимися
на половине головы, и гремя кандалами, натиравшими им худые
ноги.
Нехлюдов отошел к толпе дожидающихся. Из толпы выделился в оборванной одежде и смятой шляпе, в опорках
на босу
ногу человек с красными полосами во всё лицо и направился к тюрьме.
В обычное время в остроге просвистели по коридорам свистки надзирателей; гремя железом, отворились двери коридоров и камер, зашлепали босые
ноги и каблуки котов, по коридорам прошли парашечники, наполняя воздух отвратительною вонью; умылись, оделись арестанты и арестантки и вышли по коридорам
на поверку, а после поверки пошли за кипятком для чая.
— Разумеется, талант надо совершенствовать, нельзя зарывать, но в маленькой квартире, знаете, тяжело бывает, — продолжал смотритель разговор, не обращая
на этих арестантов никакого внимания, и, усталыми шагами волоча
ноги, прошел, сопутствуемый Нехлюдовым, в сборную.
Маслова, не отвечая, сидела
на высоких нарах, болтая недостающими до полу
ногами.
В это время послышался шум шагов и женский говор в коридоре, и обитательницы камеры в котах
на босу
ногу вошли в нее, каждая неся по калачу, а некоторые и по два. Федосья тотчас же подошла к Масловой.
Выйдя за ворота, Нехлюдов встретил
на твердо убитой тропинке, по поросшему подорожником и клоповником выгону, быстро перебиравшую толстыми босыми
ногами крестьянскую девушку в пестрой занавеске с пушками
на ушах.
Длинноногий голубой жеребенок выскочил из ворот, но, испугавшись Нехлюдова, нажался
на телегу и, обивая
ноги о колеса, проскочил вперед вывозившей из ворот тяжелый воз, беспокоившейся и слегка заржавшей матки.
— А вот этот самый двор, — сказал мальчик, указывая
на дом, против которого крошечный белоголовый ребенок, насилу державшийся
на кривых, выгнутых наружу в коленях
ногах, качаясь, стоял
на самой тропинке, по которой шел Нехлюдов.
Это было ему теперь так же ясно, как ясно было то, что лошади, запертые в ограде, в которой они съели всю траву под
ногами, будут худы и будут мереть от голода, пока им не дадут возможности пользоваться той землей,
на которой они могут найти себе корм…
Стол был накрыт суровой скатертью, вышитое полотенце было вместо салфетки, и
на столе в vieux-saxe, [старинный саксонский фарфор,] с отбитой ручкой суповой чашке был картофельный суп с тем самым петухом, который выставлял то одну, то другую черную
ногу и теперь был разрезан, даже разрублен
на куски, во многих местах покрытые волосами.
Остальные два старика, один — тот самый беззубый, который вчера
на сходке кричал решительный отказ
на все предложения Нехлюдова, и другой — высокий, белый, хромой старик с добродушным лицом, в бахилках и туго умотанных белыми онучами худых
ногах, оба почти всё время молчали, хотя и внимательно слушали.
Такие же были два красильщика в фартуках и опорках
на босу
ногу, все от головы до пяток измазанные краской, встретившиеся Нехлюдову.
— Ну, хорошо, я попытаюсь сделать, — сказала она и легко вошла в мягко капитонированную коляску, блестящую
на солнце лаком своих крыльев, и раскрыла зонтик. Лакей сел
на козлы и дал знак кучеру ехать. Коляска двинулась, но в ту же минуту она дотронулась зонтиком до спины кучера, и тонкокожие красавицы, энглизированные кобылы, поджимая затянутые мундштуками красивые головы, остановились, перебирая тонкими
ногами.
— Хорошо, заканчивайте, — сказал решительно и строго генерал и направился своими большими шагами невывернутых
ног решительной, мерной походкой в кабинет. — Приятно видеть, — сказал генерал Нехлюдову грубым голосом ласковые слова, указывая ему
на кресло у письменного стола. — Давно приехали в Петербург?
Когда они установились, послышалась новая команда, и парами стали выходить арестанты в блинообразных шапках
на бритых головах, с мешками за плечами, волоча закованные
ноги и махая одной свободной рукой, а другой придерживая мешок за спиной.
С женщинами шли
на своих
ногах дети, мальчики и девочки.
Одного только шатающегося длинного старика в ножных кандалах офицер пустил
на подводу, и Нехлюдов видел, как этот старик, сняв свою блинообразную шапку, крестился, направляясь к подводам, и кок потом долго не мог влезть от кандалов, мешавших поднять слабую старческую закованную
ногу, и как сидевшая уже
на телеге баба помогла ему, втащив его за руку.
На неровных камнях покатой у тротуара мостовой лежал головой ниже
ног широкий немолодой арестант с рыжей бородой, красным лицом и приплюснутым носом, в сером халате и таких же штанах.
Нехлюдов слез с пролетки и вслед за ломовым, опять мимо пожарного часового, вошел
на двор участка.
На дворе теперь пожарные уже кончили мыть дроги, и
на их месте стоял высокий костлявый брандмайор с синим околышем и, заложив руки в карманы, строго смотрел
на буланого с наеденной шеей жеребца, которого пожарный водил перед ним. Жеребец припадал
на переднюю
ногу, и брандмайор сердито говорил что-то стоявшему тут же ветеринару.
Нехлюдов, еще не выходя из вагона, заметил
на дворе станции несколько богатых экипажей, запряженных четвернями и тройками сытых, побрякивающих бубенцами лошадей; выйдя же
на потемневшую от дождя мокрую платформу, он увидал перед первым классом кучку народа, среди которой выделялась высокая толстая дама в шляпе с дорогими перьями, в ватерпруфе, и длинный молодой человек с тонкими
ногами, в велосипедном костюме, с огромной сытой собакой в дорогом ошейнике.
Сначала пожилой рабочий, сидевший против Нехлюдова, весь сжимался, старательно подбирая свои обутые в лапти
ноги, чтоб не толкнуть барина, но потом так дружелюбно разговорился с Нехлюдовым и Тарасом, что даже ударял Нехлюдова по колену перевернутой кверху ладонью рукой в тех местах рассказа,
на которые он хотел обратить его особенное внимание.
Как ни знакомо было Нехлюдову это зрелище, как ни часто видел он в продолжение этих трех месяцев всё тех же 400 человек уголовных арестантов в самых различных положениях: и в жаре, в облаке пыли, которое они поднимали волочащими цепи
ногами, и
на привалах по дороге, и
на этапах в теплое время
на дворе, где происходили ужасающие сцены открытого разврата, он всё-таки всякий раз, когда входил в середину их и чувствовал, как теперь, что внимание их обращено
на него, испытывал мучительное чувство стыда и сознания своей виноватости перед ними.
Исхудалый и бледный, с поджатыми под себя
ногами в валенках, он, сгорбившись и дрожа, сидел в дальнем углу нар и, засунув руки в рукава полушубка, лихорадочными глазами смотрел
на Нехлюдова.
Для того, чтобы пройти по коридору, не наступив или не зацепив
ногою кого-нибудь из спящих, надо было высматривать вперед пустое место и, поставив
на него
ногу, отыскивать место для следующего [шага].
На пароме было тихо, только слышались топот
ног перевозчиков и стук о доски копыт переставлявших
ноги лошадей.
Тело уже закоченело; сизые руки, очевидно, были сложены
на груди, но разошлись;
ноги босые тоже разошлись и торчали ступнями врозь.
29. Тогда товарищ его пал к
ногам его, умолял его и говорил: потерпи
на мне, и отдам тебе.