Неточные совпадения
В конце же недели поездка в государственное учреждение — участок, где находящиеся на государственной
службе чиновники, доктора — мужчины, иногда серьезно и строго, а иногда с игривой веселостью, уничтожая данный от природы для ограждения от преступления не только
людям, но и животным стыд, осматривали этих женщин и выдавали им патент на продолжение тех же преступлений, которые они совершали с своими сообщниками в продолжение недели.
Военная
служба вообще развращает
людей, ставя поступающих в нее в условия совершенной праздности, т. е. отсутствия разумного и полезного труда, и освобождая их от общих человеческих обязанностей, взамен которых выставляет только условную честь полка, мундира, знамени и, с одной стороны, безграничную власть над другими
людьми, а с другой — рабскую покорность высшим себя начальникам.
Но когда к этому развращению вообще военной
службы, с своей честью мундира, знамени, своим разрешением насилия и убийства, присоединяется еще и развращение богатства и близости общения с царской фамилией, как это происходит в среде избранных гвардейских полков, в которых служат только богатые и знатные офицеры, то это развращение доходит у
людей, подпавших ему, до состояния полного сумасшествия эгоизма.
В особенности развращающе действует на военных такая жизнь потому, что если невоенный
человек ведет такую жизнь, он в глубине души не может не стыдиться такой жизни. Военные же
люди считают, что это так должно быть, хвалятся, гордятся такою жизнью, особенно в военное время, как это было с Нехлюдовым, поступившим в военную
службу после объявления войны Турции. «Мы готовы жертвовать жизнью на войне, и потому такая беззаботная, веселая жизнь не только простительна, но и необходима для нас. Мы и ведем ее».
Тут, во время
службы в Сенате, его родные выхлопотали ему назначение камер-юнкером, и он должен был ехать в шитом мундире, в белом полотняном фартуке, в карете, благодарить разных
людей за то, что его произвели в должность лакея.
И он еще больше, чем на
службе, чувствовал, что это было «не то», а между тем, с одной стороны, не мог отказаться от этого назначения, чтобы не огорчить тех, которые были уверены, что они делают ему этим большое удовольствие, а с другой стороны, назначение это льстило низшим свойствам его природы, и ему доставляло удовольствие видеть себя в зеркале в шитом золотом мундире и пользоваться тем уважением, которое вызывало это назначение в некоторых
людях.
Но для того, чтобы сделать это кажущееся столь неважным дело, надо было очень много: надо было, кроме того, что стать в постоянную борьбу со всеми близкими
людьми, надо было еще изменить всё свое положение, бросить
службу и пожертвовать всей той пользой
людям, которую он думал, что приносит на этой
службе уже теперь и надеялся еще больше приносить в будущем.
С тех пор они оба развратились: он — военной
службой, дурной жизнью, она — замужеством с
человеком, которого она полюбила чувственно, но который не только не любил всего того, что было когда-то для нее с Дмитрием самым святым и дорогим, но даже не понимал, что это такое, и приписывал все те стремления к нравственному совершенствованию и служению
людям, которыми она жила когда-то, одному, понятному ему, увлечению самолюбием, желанием выказаться перед
людьми.
Они не сделали этого, даже мешали делать это другим только потому, что они видели перед собой не
людей и свои обязанности перед ними, а
службу и ее требования, которые они ставили выше требований человеческих отношений.
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы
люди нашего времени, христиане, гуманные, просто добрые
люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти
люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной
службой, при котором можно обращаться с
людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы
люди этой самой государственной
службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с
людьми не падала ни на кого отдельно.
— Ну, и без этого обойдемся, — сказал офицер, поднося откупоренный графинчик к стакану Нехлюдова. — Позволите? Ну, как угодно. Живешь в этой Сибири, так
человеку образованному рад-радешенек. Ведь наша
служба, сами знаете, самая печальная. А когда
человек к другому привык, так и тяжело. Ведь про нашего брата такое понятие, что конвойный офицер — значит грубый
человек, необразованный, а того не думают, что
человек может быть совсем для другого рожден.
Но, как
человек от природы умный и добрый, он очень скоро почувствовал невозможность такого примирения и, чтобы не видеть того внутреннего противоречия, в котором он постоянно находился, всё больше и больше отдавался столь распространенной среди военных привычке пить много вина и так предался этой привычке, что после тридцатипятилетней военной
службы сделался тем, что врачи называют алкоголиком.