«Да, о чем, бишь, я думал? — спросил себя Нехлюдов, когда все эти перемены в природе кончились, и поезд спустился в выемку с высокими откосами. — Да, я думал о том, что все эти люди: смотритель, конвойные, все эти служащие, большей частью кроткие,
добрые люди, сделались злыми только потому, что они служат».
— Если бы была задана психологическая задача: как сделать так, чтобы люди нашего времени, христиане, гуманные, просто
добрые люди, совершали самые ужасные злодейства, не чувствуя себя виноватыми, то возможно только одно решение: надо, чтобы было то самое, что есть, надо, чтобы эти люди были губернаторами, смотрителями, офицерами, полицейскими, т. е. чтобы, во-первых, были уверены, что есть такое дело, называемое государственной службой, при котором можно обращаться с людьми, как с вещами, без человеческого, братского отношения к ним, а во-вторых, чтобы люди этой самой государственной службой были связаны так, чтобы ответственность за последствия их поступков с людьми не падала ни на кого отдельно.
Неточные совпадения
И наконец третий член суда, тот самый Матвей Никитич, который всегда опаздывал, — этот член был бородатый
человек с большими, вниз оттянутыми,
добрыми глазами.
Он молился, просил Бога помочь ему, вселиться в него и очистить его, а между тем то, о чем он просил, уже совершилось. Бог, живший в нем, проснулся в его сознании. Он почувствовал себя Им и потому почувствовал не только свободу, бодрость и радость жизни, но почувствовал всё могущество
добра. Всё, всё самое лучшее, что только мог сделать
человек, он чувствовал себя теперь способным сделать.
Она прежде сама верила в
добро и в то, что
люди верят в него, но с этой ночи убедилась, что никто не верит в это, и что всё, что говорят про Бога и
добро, всё это делают только для того, чтобы обманывать
людей.
Смотритель был такой
доброй души
человек, что он никак не мог бы жить так, если бы не находил поддержки в этой вере.
Мы не видим в этих
людях извращения понятия о жизни, о
добре и зле для оправдания своего положения только потому, что круг
людей с такими извращенными понятиями больше, и мы сами принадлежим к нему.
— Я учительница, но хотела бы на курсы, и меня не пускают. Не то что не пускают, они пускают, но надо средства. Дайте мне, и я кончу курс и заплачу вам. Я думаю, богатые
люди бьют медведей, мужиков поят — всё это дурно. Отчего бы им не сделать
добро? Мне нужно бы только 80 рублей. А не хотите, мне всё равно, — сердито сказала она.
Молодой с длинной шеей мускулистый
человек с
добрыми круглыми глазами и маленькой бородкой стоял подле койки и с испуганным лицом, поспешно надевая халат, смотрел на входивших.
Ужасны были, очевидно, невинные страдания Меньшова — и не столько его физические страдания, сколько то недоумение, то недоверие к
добру и к Богу, которые он должен был испытывать, видя жестокость
людей, беспричинно мучающих его; ужасно было опозорение и мучения, наложенные на эти сотни ни в чем неповинных
людей только потому, что в бумаге не так написано; ужасны эти одурелые надзиратели, занятые мучительством своих братьев и уверенные, что они делают и хорошее и важное дело.
Но ужаснее всего показался ему этот стареющийся и слабый здоровьем и
добрый смотритель, который должен разлучать мать с сыном, отца с дочерью — точно таких же
людей, как он сам и его дети.
Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый
человек имеет одни свои определенные свойства, что бывает
человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный и т. д.
Мы можем сказать про
человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но будет неправда, если мы скажем про одного
человека, что он
добрый или умный, а про другого, что он злой или глупый.
Он не только вспомнил, но почувствовал себя таким, каким он был тогда, когда он четырнадцатилетним мальчиком молился Богу, чтоб Бог открыл ему истину, когда плакал ребенком на коленях матери, расставаясь с ней и обещаясь ей быть всегда
добрым и никогда не огорчать ее, — почувствовал себя таким, каким он был, когда они с Николенькой Иртеневым решали, что будут всегда поддерживать друг друга в
доброй жизни и будут стараться сделать всех
людей счастливыми.
— В крепости? Ну, туда я могу дать тебе записку к барону Кригсмуту. C’est un très brave homme. [Это очень достойный
человек.] Да ты сам его знаешь. Он с твоим отцом товарищ. Il donne dans le spiritisme. [Он увлекается спиритизмом.] Ну, да это ничего. Он
добрый. Что же тебе там надо?
Богатырев был невысокий коренастый
человек, одаренный редкой физической силой — он гнул подковы — ,
добрый, честный, прямой и даже либеральный.
Во-вторых,
люди эти в этих заведениях подвергались всякого рода ненужным унижениям — цепям, бритым головам, позорной одежде, т. е. лишались главного двигателя
доброй жизни слабых
людей — зaботы о мнении людском, стыда, сознания человеческого достоинства.
В-третьих, подвергаясь постоянной опасности жизни, — не говоря уже об исключительных случаях солнечных ударов, утопленья, пожаров, — от постоянных в местах заключения заразных болезней, изнурения, побоев,
люди эти постоянно находились в том положении, при котором самый
добрый, нравственный
человек из чувства самосохранения совершает и извиняет других в совершении самых ужасных по жестокости поступков.
Другое же впечатление — бодрой Катюши, нашедшей любовь такого
человека, как Симонсон, и ставшей теперь на твердый и верный путь
добра, — должно было бы быть радостно, но Нехлюдову оно было тоже тяжело, и он не мог преодолеть этой тяжести.
Но, как
человек от природы умный и
добрый, он очень скоро почувствовал невозможность такого примирения и, чтобы не видеть того внутреннего противоречия, в котором он постоянно находился, всё больше и больше отдавался столь распространенной среди военных привычке пить много вина и так предался этой привычке, что после тридцатипятилетней военной службы сделался тем, что врачи называют алкоголиком.