— Батюшка, Аркадий Павлыч, — с отчаяньем заговорил старик, — помилуй, заступись, — какой я грубиян? Как перед Господом Богом говорю, невмоготу приходится. Невзлюбил меня Софрон Яковлич, за что невзлюбил —
Господь ему судья! Разоряет вконец, батюшка… Последнего вот сыночка… и того… (На желтых и сморщенных глазах старика сверкнула слезинка.) Помилуй, государь, заступись…
Неточные совпадения
— Самоубийство есть самый великий грех человеческий, — ответил
он, вздохнув, — но
судья тут — един лишь
Господь, ибо
ему лишь известно все, всякий предел и всякая мера. Нам же беспременно надо молиться о таковом грешнике. Каждый раз, как услышишь о таковом грехе, то, отходя ко сну, помолись за сего грешника умиленно; хотя бы только воздохни о
нем к Богу; даже хотя бы ты и не знал
его вовсе, — тем доходнее твоя молитва будет о
нем.
— Какой это замечательно умный человек, Сергей Александрыч. Вы представить себе не можете! Купцы
его просто на руках носят… И какое остроумие! Недавно на обвинительную речь прокурора
он ответил так: «
Господа судьи и
господа присяжные… Я могу сравнить речь
господина прокурора с тем, если б человек взял ложку, почерпнул щей и пронес ее, вместо рта, к уху». Понимаете: восторг и фурор!..
Вот
судья, приехавши
их делить, и говорит: «Уж вы,
господа, как-нибудь уладьтесь! вы, Захар Захарыч, будьте первый Урванцов, а вы, Захар Захарыч, — Урванцов второй».
Но
он собой ужасно доволен остался; вспомните, говорит, нелицеприятные
господа судьи, что печальный старец, без ног, живущий честным трудом, лишается последнего куска хлеба; вспомните мудрые слова законодателя: «Да царствует милость в судах».
Если какой-нибудь
господин был довольно силен,
он подавал прошение королю, и тот передавал дело
его в административный суд, — вот вам и несменяемость
судей!