Неточные совпадения
Секретарь сидел на противоположном конце возвышения и, подготовив все те бумаги, которые могут понадобиться
для чтения, просматривал запрещенную статью, которую он достал и читал вчера. Ему хотелось
поговорить об этой статье с членом суда с большой бородой, разделяющим его взгляды, и прежде разговора хотелось ознакомиться с нею.
Председатель шептался в это время с членом налево и не слыхал того, что
говорила Маслова, но
для того, чтобы показать, что он всё слышал, он повторил ее последние слова.
В глубине, в самой глубине души он знал, что поступил так скверно, подло, жестоко, что ему, с сознанием этого поступка, нельзя не только самому осуждать кого-нибудь, но смотреть в глаза людям, не
говоря уже о том, чтобы считать себя прекрасным, благородным, великодушным молодым человеком, каким он считал себя. А ему нужно было считать себя таким
для того, чтобы продолжать бодро и весело жить. А
для этого было одно средство: не думать об этом. Так он и сделал.
— Ну, здравствуйте, мой друг, садитесь и рассказывайте, — сказала княгиня Софья Васильевна с своей искусной, притворной, совершенно похожей на натуральную, улыбкой, открывавшей прекрасные длинные зубы, чрезвычайно искусно сделанные, совершенно такие же, какими были настоящие. — Мне
говорят, что вы приехали из суда в очень мрачном настроении. Я думаю, что это очень тяжело
для людей с сердцем, — сказала она по-французски.
Слушая то Софью Васильевну, то Колосова, Нехлюдов видел, во-первых, что ни Софье Васильевне ни Колосову нет никакого дела ни до драмы ни друг до друга, а что если они
говорят, то только
для удовлетворения физиологической потребности после еды пошевелить мускулами языка и горла; во-вторых, то, что Колосов, выпив водки, вина, ликера, был немного пьян, не так пьян, как бывают пьяны редко пьющие мужики, но так, как бывают пьяны люди, сделавшие себе из вина привычку.
Он
говорил себе, что желал этого
для того, чтобы она избавилась от страданий, a в действительности он желал этого
для того, чтобы самому избавиться от вида ее страданий.
—
Для того, что она невинна и приговорена к каторге. Виновник же всего я, —
говорил Нехлюдов дрожащим голосом, чувствуя вместе с тем, что он
говорит то, чего не нужно бы
говорить.
Она прежде сама верила в добро и в то, что люди верят в него, но с этой ночи убедилась, что никто не верит в это, и что всё, что
говорят про Бога и добро, всё это делают только
для того, чтобы обманывать людей.
Очень важный военный гость этот, сходя,
говорил по-французски об аллегри в пользу приютов, устраиваемых в городе, высказывая мнение, что это хорошее занятие
для дам: «и им весело, и деньги собираются».
Поговорив, сколько нужно было, и так бессодержательно, как тоже нужно было,
для того чтобы не нарушить приличия, Нехлюдов встал и подошел к Масленникову.
—
Для нее же хуже. C’est un souffre-douleur, [Это страдалица,] — слышался из гостиной голос женщины, очевидно совершенно равнодушной к тому, что она
говорила.
Потом — истинно ли ты перед своей совестью поступаешь так, как ты поступаешь, или делаешь это
для людей,
для того, чтобы похвалиться перед ними?» спрашивал себя Нехлюдов и не мог не признаться, что то, что будут
говорить о нем люди, имело влияние на его решение.
Приказчик улыбался, делая вид, что он это самое давно думал и очень рад слышать, но в сущности ничего не понимал, очевидно не оттого, что Нехлюдов неясно выражался, но оттого, что по этому проекту выходило то, что Нехлюдов отказывался от своей выгоды
для выгоды других, а между тем истина о том, что всякий человек заботится только о своей выгоде в ущерб выгоде других людей, так укоренилась в сознании приказчика, что он предполагал, что чего-нибудь не понимает, когда Нехлюдов
говорил о том, что весь доход с земли должен поступать в общественный капитал крестьян.
Нехлюдов
говорил довольно ясно, и мужики были люди понятливые; но его не понимали и не могли понять по той самой причине, по которой приказчик долго не понимал. Они были несомненно убеждены в том, что всякому человеку свойственно соблюдать свою выгоду. Про помещиков же они давно уже по опыту нескольких поколений знали, что помещик всегда соблюдает свою выгоду в ущерб крестьянам. И потому, если помещик призывает их и предлагает что-то новое, то, очевидно,
для того, чтобы как-нибудь еще хитрее обмануть их.
— Не знаю, отчего
для вас всё равно, — сказал он. — Но
для меня действительно всё равно: оправдают вас или нет. — Я во всяком случае готов сделать, что
говорил, — сказал он решительно.
— Я знаю: графиня Катерина Ивановна думает, что я имею влияние на мужа в делах. Она заблуждается. Я ничего не могу и не хочу вступаться. Но, разумеется,
для графини и вас я готова отступить от своего правила. В чем же дело? —
говорила она, маленькой рукой в черной перчатке тщетно отыскивая карман.
Поговорив еще о графине Катерине Ивановне и ее увлечении новым религиозным направлением, которое Владимир Васильевич не осуждал и не оправдывал, но которое при его комильфотности, очевидно, было
для него излишне, он позвонил.
Пока ходили за письмоводителем, он увещевал Нехлюдова служить,
говоря, что честные, благородные люди, подразумевая себя в числе таких людей, особенно нужны царю… «и отечеству», — прибавил он, очевидно только
для красоты слога.
— Да, она ничего
для себя не хотела, а только была озабочена о вашей племяннице. Ее мучало, главное, то, что ее, как она
говорила, ни за что взяли.
Глядя на Mariette, он любовался ею, но знал, что она лгунья, которая живет с мужем, делающим свою карьеру слезами и жизнью сотен и сотен людей, и ей это совершенно всё равно, и что всё, что она
говорила вчера, было неправда, а что ей хочется — он не знал
для чего, да и она сама не знала — заставить его полюбить себя.
— Ты
говоришь о моем намерении жениться на Катюше? Так видишь ли, я решил это сделать, но она определенно и твердо отказала мне, — сказал он, и голос его дрогнул, как дрожал всегда, когда он
говорил об этом. — Она не хочет моей жертвы и сама жертвует,
для нее, в ее положении, очень многим, и я не могу принять этой жертвы, если это минутное. И вот я еду за ней и буду там, где она будет, и буду, сколько могу, помогать, облегчать ее участь.
Пить же вино было
для него такой потребностью, без которой он не мог жить, и каждый день к вечеру он бывал совсем пьян, хотя так приспособился к этому состоянию, что не шатался и не
говорил особенных глупостей.