Неточные совпадения
2)
Весь день накануне и
всю последнюю перед смертью
ночь Смельков провел с проституткой Любкой (Екатериной Масловой) в доме терпимости и в гостинице «Мавритания», куда, по поручению Смелькова и в отсутствии его, Екатерина Маслова приезжала из дома терпимости за деньгами, кои достала из чемодана Смелькова, отомкнув его данным ей Смельковым ключом, в присутствии коридорной прислуги гостиницы «Мавритании» Евфимии Бочковой и Симона Картинкина.
Черная, гладкая, блестящая головка, белое платье с складками, девственно охватывающее ее стройный стан и невысокую грудь, и этот румянец, и эти нежные, чуть-чуть от бессонной
ночи косящие глянцовитые черные глаза, и на
всем ее существе две главные черты: чистота девственности любви не только к нему, — он знал это, — но любви ко
всем и ко
всему, не только хорошему, что только есть в мире, — к тому нищему, с которым она поцеловалась.
Ах, если бы
всё это остановилось на том чувстве, которое было в эту
ночь! «Да,
всё это ужасное дело сделалось уже после этой
ночи Светло-Христова Воскресения!» думал он теперь, сидя у окна в комнате присяжных.
Так прошел
весь вечер, и наступила
ночь. Доктор ушел спать. Тетушки улеглись. Нехлюдов знал, что Матрена Павловна теперь в спальне у теток и Катюша в девичьей — одна. Он опять вышел на крыльцо. На дворе было темно, сыро, тепло, и тот белый туман, который весной сгоняет последний снег или распространяется от тающего последнего снега, наполнял
весь воздух. С реки, которая была в ста шагах под кручью перед домом, слышны были странные звуки: это ломался лед.
Была лунная тихая, свежая
ночь, по улице прогремели колеса, и потом
всё затихло.
Похоронила она
все воспоминания о своем прошедшем с ним в ту ужасную темную
ночь, когда он приезжал из армии и не заехал к тетушкам.
До этой
ночи, пока она надеялась на то, что он заедет, она не только не тяготилась ребенком, которого носила под сердцем, но часто удивленно умилялась на его мягкие, а иногда порывистые движения в себе. Но с этой
ночи всё стало другое. И будущий ребенок стал только одной помехой.
Она прежде сама верила в добро и в то, что люди верят в него, но с этой
ночи убедилась, что никто не верит в это, и что
всё, что говорят про Бога и добро,
всё это делают только для того, чтобы обманывать людей.
— Это как есть, — певучим голосом говорила сторожиха. — Бедному жениться и
ночь коротка, богатому только задумал, загадал, —
всё тебе как пожелал, так и сбудется. У нас такой, касатка, почтенный, так что сделал…
Нехлюдову приятно было теперь вспомнить
всё это; приятно было вспомнить, как он чуть не поссорился с офицером, который хотел сделать из этого дурную шутку, как другой товарищ поддержал его и как вследствие этого ближе сошелся с ним, как и
вся охота была счастливая и веселая, и как ему было хорошо, когда они возвращались
ночью назад к станции железной дороги.
— Ну, и отработаю, отпусти корову-то, не мори голодом, — злобно прокричала она. — И так ни дня ни
ночи отдыха нет. Свекровь больная. Муж закатился. Одна поспеваю во
все концы, а силы нет. Подавись ты отработкой своей.
Теперь только она живо вспомнила
все эти ужасные
ночи и особенно одну на маслянице, когда ожидала студента, обещавшего выкупить ее.
Вспомнила она, как она в открытом, залитом вином красном шелковом платье, с красным бантом в спутанных волосах, измученная и ослабевшая и опьяненная, проводив гостей к двум часам
ночи, подсела в промежуток танцев к худой, костлявой, прыщеватой аккомпаньяторше скрипача и стала жаловаться ей на свою тяжелую жизнь, и как эта аккомпаньяторша тоже говорила, что тяготится своим положением и хочет переменить его, и как к ним подошла Клара, и как они вдруг решили
все три бросить эту жизнь.
И ответы на эти вопросы в эту светлую петербургскую
ночь, видневшуюся сквозь неплотно опущенную штору, были неопределенные.
Всё спуталось в его голове. Он вызвал в себе прежнее настроение и вспомнил прежний ход мыслей; но мысли эти уже не имели прежней силы убедительности.
— Уж позволь мне знать лучше тебя, — продолжала тетка. — Видите ли, — продолжала она, обращаясь к Нехлюдову, —
всё вышло оттого, что одна личность просила меня приберечь на время его бумаги, а я, не имея квартиры, отнесла ей. А у ней в ту же
ночь сделали обыск и взяли и бумаги и ее и вот держали до сих пор, требовали, чтоб она сказала, от кого получила.
И как не было успокаивающей, дающей отдых темноты на земле в эту
ночь, а был неясный, невеселый, неестественный свет без своего источника, так и в душе Нехлюдова не было больше дающей отдых темноты незнания.
Всё было ясно. Ясно было, что
всё то, что считается важным и хорошим,
всё это ничтожно или гадко, и что
весь этот блеск,
вся эта роскошь прикрывают преступления старые,
всем привычные, не только не наказуемые, но торжествующие и изукрашенные
всею тою прелестью, которую только могут придумать люди.
Набатов побежал за снегом. Марья Павловна достала валерьяновые капли и предлагала ему, но он, закрыв глаза, отталкивал ее белой похудевшей рукой и тяжело и часто дышал. Когда снег и холодная вода немного успокоили его, и его уложили на
ночь, Нехлюдов простился со
всеми и вместе с унтер-офицером, пришедшим за ним и уже давно дожидавшимся его, пошел к выходу.
Нехлюдов оглянулся на англичанина, готовый итти с ним, но англичанин что-то записывал в свою записную книжку. Нехлюдов, не отрывая его, сел на деревянный диванчик, стоявший у стены, и вдруг почувствовал страшную усталость. Он устал не от бессонной
ночи, не от путешествия, не от волнения, а он чувствовал, что страшно устал от
всей жизни. Он прислонился к спинке дивана, на котором сидел, закрыл глаза и мгновенно заснул тяжелым, мертвым сном.
С этой
ночи началась для Нехлюдова совсем новая жизнь, не столько потому, что он вступил в новые условия жизни, а потому, что
всё, что случилось с ним с этих пор, получало для него совсем иное, чем прежде, значение. Чем кончится этот новый период его жизни, покажет будущее.