Неточные совпадения
Так закончил свое чтение длинного обвинительного акта секретарь и, сложив листы, сел на свое место, оправляя обеими руками длинные волосы. Все вздохнули облегченно с приятным сознанием того, что теперь началось исследование, и сейчас всё выяснится, и справедливость
будет удовлетворена. Один Нехлюдов не испытывал этого чувства: он весь
был поглощен
ужасом перед тем, что могла сделать та Маслова, которую он знал невинной и прелестной девочкой 10 лет тому назад.
— Как
было? — вдруг быстро начала Маслова. — Приехала в гостиницу, провели меня в номер, там он
был, и очень уже пьяный. — Она с особенным выражением
ужаса, расширяя глаза, произносила слово он. — Я хотела уехать, он не пустил.
— Приехала домой, — продолжала Маслова, уже смелее глядя на одного председателя, — отдала хозяйке деньги и легла спать. Только заснула — наша девушка Берта будит меня. «Ступай, твой купец опять приехал». Я не хотела выходить, но мадам велела. Тут он, — она опять с явным
ужасом выговорила это слово: он, — он всё
поил наших девушек, потом хотел послать еще за вином, а деньги у него все вышли. Хозяйка ему не поверила. Тогда он меня послал к себе в номер. И сказал, где деньги и сколько взять. Я и поехала.
Точно так же, когда Нехлюдов, достигнув совершеннолетия, отдал то небольшое имение, которое он наследовал от отца, крестьянам, потому что считал несправедливым владенье землею, — этот поступок его привел в
ужас его мать и родных и
был постоянным предметом укора и насмешки над ним всех его родственников.
Нехлюдов шел медленным шагом, пропуская вперед себя спешивших посетителей, испытывая смешанные чувства
ужаса перед теми злодеями, которые заперты здесь, состраданья к тем невинным, которые, как вчерашний мальчик и Катюша, должны
быть здесь, и робости и умиления перед тем свиданием, которое ему предстояло.
При первом свидании Нехлюдов ожидал, что, увидав его, узнав его намерение служить ей и его раскаяние, Катюша обрадуется и умилится и станет опять Катюшей, но, к
ужасу своему, он увидал, что Катюши не
было, а
была одна Маслова. Это удивило и ужаснуло его.
Благодаря ей, может
быть, и мне, без ложной скромности скажу, удалось всё изменить, и изменить так, что нет уже тех
ужасов, которые
были прежде, а им прямо там очень хорошо.
Проходя назад по широкому коридору (
было время обеда, и камеры
были отперты) между одетыми в светло-желтые халаты, короткие, широкие штаны и коты людьми, жадно смотревшими на него, Нехлюдов испытывал странные чувства — и сострадания к тем людям, которые сидели, и
ужаса и недоумения перед теми, кто посадили и держат их тут, и почему-то стыда за себя, за то, что он спокойно рассматривает это.
С замиранием сердца и
ужасом перед мыслью о том, в каком состоянии он нынче найдет Маслову, и той тайной, которая
была для него и в ней и в том соединении людей, которое
было в остроге, позвонил Нехлюдов у главного входа и у вышедшего к нему надзирателя спросил про Маслову. Надзиратель справился и сказал, что она в больнице. Нехлюдов пошел в больницу, Добродушный старичок, больничный сторож, тотчас же впустил его и, узнав, кого ему нужно
было видеть, направил в детское отделение.
Слова товарки напомнили ей то, что она
была теперь, и то, что она
была там, — напомнили ей весь
ужас той жизни, который она тогда смутно чувствовала, но не позволяла себе сознавать.
— Но я понимаю еще и то, что, увидев все страдания, весь
ужас того, что делается в тюрьмах, — говорила Mariette, желая только одного — привлечь его к себе, своим женским чутьем угадывая всё то, что
было ему важно и дорого, — вы хотите помочь страдающим и страдающим так ужасно, так ужасно от людей, от равнодушия, жестокости…
Она любовалась этой решительностью, узнавала в этом его и себя, какими они
были оба в те хорошие времена до замужества, но вместе с тем ее брал
ужас при мысли о том, что брат ее женится на такой ужасной женщине.
Он знал еще твердо и несомненно, узнав это прямо от Бога, что люди эти
были точно такие же, как и он сам, как и все люди, и что поэтому над этими людьми
было кем-то сделано что-то дурное — такое, чего не должно делать; и ему
было жалко их, и он испытывал
ужас и перед теми людьми, которые
были закованы и обриты, и перед теми, которые их заковали и обрили.
Самое тяжелое для него
было то, что к этому чувству стыда и виноватости примешивалось еще непреодолимое чувство отвращения и
ужаса.
— Ты, конечно, знаешь: в деревнях очень беспокойно, возвратились солдаты из Маньчжурии и бунтуют, бунтуют! Это — между нами, Клим, но ведь они бежали, да, да! О, это
был ужас! Дядя покойника мужа, — она трижды, быстро перекрестила грудь, — генерал, участник турецкой войны, георгиевский кавалер, — плакал! Плачет и все говорит: разве это возможно было бы при Скобелеве, Суворове?