Неточные совпадения
Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не
было у Пьера и которые ближе всего можно выразить
понятием — силы воли.
Ему нужно
было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного
понятия, спрашивать о чем-то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь
были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть.
Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное
понятие о том, что̀ такое
была атака, и ожидали точно такого же рассказа, — или бы они не поверили ему, или, что̀ еще хуже, подумали бы, что Ростов
был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что̀ случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак.
Какое же может
быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, вырастающие и умирающие без другого
понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва,
будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения?
— Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [ — Ежели вы смотрите на дело с этой точки зрения,] — начал он, с очевидным затруднением выговаривая по-французски и говоря еще медленнее, чем по-русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l’honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l’honneur,
есть или: отрицательное
понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе
было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее
понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен
был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно
было.
Она даже повернулась так, чтоб ему виден
был ее профиль, по ее
понятиям, в самом выгодном положении.
Одно, что́ он любил, это
было веселье и женщины, и так как по его
понятиям в этих вкусах не
было ничего неблагородного, а обдумать то, что́ выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойною совестью высоко носил голову.
Положим, ежели бы они
были способны, можно бы их употреблять, — продолжал Наполеон, едва успевая словом
поспевать за беспрестанно-возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (чтò в его
понятии было одно и то же); — но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира!
Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не
было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно
было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его
понятии всё то, что̀ он делал,
было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что̀ хорошо и дурно, но потому что он делал это.
В продолжение первых четырех дней, во время которых он не
был никуда требуем, князь Андрей объездил весь укрепленный лагерь, и с помощию своих знаний и разговоров с сведущими людьми, старался составить себе о нем определенное
понятие.
Напротив, сделанные отступления от его теории
были, по его
понятиям, единственною причиной всей неудачи, и он с свойственною ему радостною иронией говорил: Ich sagte ja dass die ganze Geschichte zum Teufel gehen werde.
Это
было одно из миллионов предложении, которые так же основательно как и другие можно
было делать, не имея
понятия о том, какой характер примет война.
Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее
понятиям, такая же, как с нею, должна
была быть и со всеми.
Правда, всё в темном, в мрачном свете представлялось князю Андрею — особенно после того, как оставили Смоленск (который по его
понятиям можно и должно
было защищать) 6-го августа, и после того, как отец больной должен
был бежать в Москву и бросить на расхищение столь любимые, обстроенные и им населенные Лысые Горы; но несмотря на то, благодаря полку князь Андрей мог думать о другом, совершенно независимом от общих вопросов, предмете — о своем полку.
— Да, да, — рассеянно сказал князь Андрей. — Одно, что бы я сделал, ежели бы имел власть, — начал он опять, — я не брал бы пленных. Что такое пленные? Это рыцарство. Французы разорили мой дом и идут разорить Москву, оскорбили и оскорбляют меня всякую секунду. Они враги мои, они преступники все по моим
понятиям. И так же думает Тимохин и вся армия. Надо их казнить. Ежели они враги мои, то не могут
быть друзьями, как бы они там ни разговаривали в Тильзите.
«Слава Богу, что этого нет больше», подумал Пьер, опять закрываясь с головой. «О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они всё время до конца
были тверды, спокойны»… подумал он. Они в
понятии Пьера
были солдаты, те, которые
были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они — эти странные, неведомые ему доселе люди, они ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
Так пуста
была Москва, когда Наполеон, усталый, беспокойный и нахмуренный, ходил взад и вперед у Камер-коллежского вала, ожидая того хотя внешнего, но необходимого, по его
понятиям, соблюдения приличий, — депутации.
Напев разростался, переходил из одного инструмента в другой, Происходило то, чтó называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего
понятия о том, чтó такое фуга.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что всё человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное
понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого — нет дурного. Нет ужаса, который бы мог
быть поставлен в вину тому, кто велик.
«C’est grand!» [Это величественно!] — говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а
есть «grand», и «не grand». Grand — хорошо, не grand — дурно. Grand
есть свойство, по их
понятиям, каких-то особенных существ, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c’est grand, и душа его покойна.
Для лакея не может
быть великого человека, потому что у лакея свое
понятие о величии.
Если допустить, как то делают историки, что великие люди ведут человечество к достижению известных целей, состоящих или в величии России или Франции, или в равновесии Европы, или в разнесении идей революции, или в общем прогрессе, или в чем бы то ни
было, то невозможно объяснить явлений истории без
понятий о случае и о гении.
Ежели они и не
будут знать, для какой цели он откармливался, то по крайней мере они
будут знать, что всё случившееся с бараном, случилось не нечаянно, и им уже не
будет нужды в
понятии ни о случае, ни о гении.
Деревенские жители, не имея ясного
понятия о причинах дождя, говорят, смотря по тому, хочется ли им дождя или вёдра: ветер разогнал тучи и ветер нагнал тучи. Так точно общие историки: иногда, когда им этого хочется, когда это подходит к их теории, они говорят, что власть
есть результат событий; а иногда когда нужно доказать другое, — они говорят, что власть производит события.
Такое заключение историков можно объяснить разве только следующим: 1) история пишется учеными, и потому им естественно и приятно думать, что деятельность их сословия
есть основание движения всего человечества, точно так же, как это естественно и приятно думать купцам, земледельцам, солдатам (это не высказывается только потому, что купцы и солдаты не пишут истории), и 2) духовная деятельность, просвещение, цивилизация, культура, идея, — всё это
понятия неясные, неопределенные, под знаменем которых весьма удобно употреблять словà, имеющие еще менее ясного значения и потому легко подставляемые под всякие теории.
До тех пор пока пишутся истории отдельных лиц, —
будь они Кесари, Александры или Лютеры и Вольтеры, а не история всех, без одного исключения всех, людей, принимающих участие в событии, — нет возможности не приписывать отдельным лицам силы, заставляющей других людей направлять свою деятельность к одной цели. И единственное известное историкам такое
понятие есть власть.
Понятие это
есть единственная ручка, посредством которой можно владеть матерьялом истории при теперешнем ее изложении, и тот, кто отломил бы эту ручку, как то сделал Бокль, не узнав другого приема обращения с историческим материалом, тот только лишил бы себя последней возможности обращаться с ним.
Человек
есть творение всемогущего, всеблагого и всеведущего Бога. Чтò же такое
есть грех,
понятие о котором вытекает из сознания свободы человека? вот вопрос богословия.
Первое основание
есть бòльшее или мèньшее видимое нами отношение человека к внешнему миру, более или менее ясное
понятие о том определенном месте, которое занимает каждый человек по отношению ко всему, одновременно с ним существующему.
Второе основание
есть: бòльшее или мèньшее видимое временное отношение человека к миру: более или менее ясное
понятие о том месте, которое действие человека занимает во времени.
Но даже если бы, представив себе человека совершенно исключенного от всех влияний, рассматривая только его мгновенный поступок настоящего и предполагая, что он не вызван никакою причиною, мы допустили бесконечно малый остаток необходимости равным нулю, мы бы и тогда не пришли к
понятию о полной свободе человека; ибо существо, не принимающее на себя влияний внешнего мира, находящееся вне времени и не зависящее от причин, уже не
есть человек.
Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих
понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе
была б надежною порукою за твой разум и сердце.
Науки бывают разные; одни трактуют об удобрении полей, о построении жилищ человеческих и скотских, о воинской доблести и непреоборимой твердости — сии
суть полезные; другие, напротив, трактуют о вредном франмасонском и якобинском вольномыслии, о некоторых якобы природных человеку
понятиях и правах, причем касаются даже строения мира — сии
суть вредные.
Что предположение о конституциях представляло не более как слух, лишенный твердого основания, — это доказывается, во-первых, новейшими исследованиями по сему предмету, а во-вторых, тем, что на место Негодяева градоначальником
был назначен «черкашенин» Микаладзе, который о конституциях едва ли имел
понятие более ясное, нежели Негодяев.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему
было тридцать два года,
были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен
был казаться для других)
был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то
есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по
понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
По его
понятию, надо
было перебить кретоном всю мебель, повесить гардины, расчистить сад, сделать мостик у пруда и посадить цветы; но он забыл много других необходимых вещей, недостаток которых потом измучал Дарью Александровну.